Да и к чему словоблудие – ужас непроговариваем.
Вот и Анжела так испуганно замолкала, создавая мучительную паузу в эфире. Она страдала оттого, что не могла выполнить свое наиважнейшее предназначение не просто подруги, а бывшего руководителя службы психологической поддержки «Бетельгейзе». В скобках в логотипе значилось: [для женщин, терпящих домашнее насилие]. Службу финансировали веселые бандиты Игорь и Гоша. Они оказались непоследовательными защитниками угнетенных женщин – ведь и сами их поколачивали. Но каялись. Игорь, например, знал наизусть отрывок из поэмы «Мцыри» – со школы – и заканчивал его неожиданным выводом: «Восемь лет я проработал в милиции, а теперь я бандит…» Бандитом он был по-есенински условным, чаще сам был бит какими-то кривозубыми конкурентами, но была в нем дворовая кошачья неукротимость и шалманная галантность. Гоша был иным. Полагая себя предводителем, он был кряжист и неразговорчив, коротко стрижен и нес в себе некую эпическую тайну. Возможно, он, как Илья Муромец, тоже много лет лежал на печи у себя на родине в Тотьме или было ему видение, как отроку Варфоломею… Иногда, забывая, что должен по рисунку роли важничать, он простодушно смеялся над игоревскими посконными шутками в сторону девушек, вроде «будет тебе и сникерс, будет и тампакс»…
Вадим, если бы забрел в те далекие времена на Анины жизненные тропы, непременно пригрел бы Гошу. Он любил опекать пограничных людей. Предоставил бы парню матрас посреди комнаты и кормил бы куриными окорочками. Вовлек бы в воспитательно-исправительное дело. Не исключено, что подружились бы, учитывая непредсказуемость обоих.
Анна и сама попала к нему таким же гошей, или, если точнее, гейшей без опыта работы. С первого совместного дня начала прилежно этого опыта набираться. Правда, ее зашкаливало. Она стремилась стать соратницей во всем, а это значит, что ничего не делала безупречно, и сыпались на нее окрики. Потому что безобразен и апокалиптичен пьющий холерик. Именно так – как бы там ни воспевали прихвостни постмодернизма дикость гения или же свинство мятежной, глубоко мыслящей личности. Забыли, видать, прихвостни, каково личность утихомиривать и испражнения за ней затирать.
Но была у Вадюши одна особенность: он измывался и мучил во всем, кроме заветного. С призванием тайным, которого Анна и сама немного стыдилась, он обращался трепетно. Ему бы, грешному, передачу в совковом телике вести «Алло, мы ищем таланты». Вадим уважал любое народное творчество. Водил в дом угрюмых хроников, которые, запинаясь, декламировали свои верлибры. Да, именно так: если свеженайденный самородок земли русской не мог подобрать сносную рифму, Вадик приписывал его к аристократической гавани свободного стихосложения. Вадим ценил любой созидательный порыв. Кроме того, как это теперь принято называть, у него был дар продвижения товара на рынок.
