Отвыкшие за время блокады от учебы, дети нехотя пошли в деревенскую школу, которая теперь помещалась в большой, ранее брошенной избе. Все старшие, восемь человек, составили основу пятого класса. В шестой пошли Виктор, Валерий и Эльза.
Местная молодая учительница, Анфиса Семеновна, дочь соседки Матвеевны, хватившая горя от ребят Воронопашинского детдома, вела себя робко, настороженно, видимо ожидая подвоха от новых «беспризорных» детей. Она соглашалась со всеми просьбами и предложениями учеников. Приученная в прежнем детдоме спасаться от мести ребят из-за оценок, она и здесь не жалела четверок и пятерок. Поэтому учиться у нее было легко, даже не открывая учебник.
Так продолжалось почти всю четверть, пока на урок не пришла Нелли Ивановна. Она появилась в классе, когда Витька напросился выйти к столу учительницы подурачиться. Не будь здесь в данный момент директора, он начал бы так: «„Зимний вечер“, стихотворение Некрасова». Все бы засмеялись. Скорее всего, Анфиса Семеновна не поправила бы на Пушкина. Чтобы получить четверку, ему достаточно было правильно произнести первую строку: «Буря мглою небо кроет». Дальше, скорее всего, для смеха он бы изменил конец четверостишия: «Вихри мусора крутя, то, как волк, она завоет, то заплачет, как дитя». С учетом инициативы в пятерке можно было не сомневаться. Но сейчас, в присутствии директора, надо было читать четверостишие не только правильно, но и с выражением. И он с этим справился.
А дальше вышла заминка, потому что полностью стихотворение он не учил, рассчитывая, что Анфиса Семеновна прервет, желая прослушать остальных. Но учительница молчала, выжидающе глядя на директора детдома. Виктор наморщил лоб, силясь припомнить, как Пушкин в стихотворении соединял в рифму «лачужку», «кружку» и «старушку».
Стогов глянул на Валерку. Но тот сидел низко опустив голову, стараясь быть незаметным, – он был не готов к уроку. Эльза лихорадочно листала «Хрестоматию для шестого класса». Пауза затягивалась.
– Да-а, – послышался голос Нелли Ивановны, – от таких знаний сначала заплачешь, как дитя, а потом, как зверь, завоешь. А как остальные? Спичкин, выручай друга: тонет! Брось спасательный круг!
Валерка встал, словно для казни, с низко опущенной головой.
– Значит, знаешь, но молчишь из-за солидарности! Пожарова, а ты как?
Эльза с места, заглядывая в учебник, кое-как прочитала до конца.
– Ну а когда и кому было посвящено это стихотворение, кто-нибудь может сказать?
