– Эй, Лаптев! – над бруствером возникла усатая рожа Федьки Прыткова. – Никодим Ильич! Товарищ комбат ждет вас. Не могу, говорит, без него. Подай, говорит, Федька, его сюда! Пусть, говорит, про империалистическую войну все сызнова нам растолкует, а то мы, говорит, забыли…
И Лаптев покорно полез прочь из траншеи. Костя долго слышал его скрипучий баритон, укорявший Прыткова за хамство и слабое знание полевого устава.
Туман клубился над зеркалом реки, словно взбитая перина. Пимен перестал храпеть, но шума от него все равно было много. Теперь этот человек молился. Его белоснежный, недавно избавленный от бороды подбородок двигался вверх-вниз. Наверное, Пимен полагал, что говорит тихо, но в туманном воздухе каждое слово звучало отчетливо, членораздельно так, словно где-то неподалеку заработала забытая всеми радиоточка. Пимен бубнил отходной канон. Костя знал эту молитву наизусть, помнил с детства. Бабушка читала ее над матерью в такие же предутренние, сумрачные часы. Костя позабыл, какое тогда было время года. Наверное, такое же предзимье или зима. Предполагалось, что Костя еще спит, но он просыпался, стоило лишь ей зашелестеть страничками молитвенника. И тогда к тяжкому, хриплому дыханию матери добавлялся бабушкин высокий шепоток, отчетливо произносивший каждое слово.
– Кого хороним? – спросил Телячье Ухо. Его узкое, длинноносое и лопоухое лицо возникло из тумана. – Эй, Длинный! Айда в разведку. Хватит нытье расстриги слушать.
Телячье Ухо сполз в их траншею, осыпав Пимена комьями мерзлой земли.
Пимен продолжал читать отходную так сосредоточенно, словно над его головой нависал купол храма, а не бугор мерзлой, искромсанной саперной лопаткой земли.
– Придурок он, – миролюбиво молвил Телячье Ухо, косясь на Пимена. – А ты, Длинный, давай собирайся. Иначе Петька Воропаев нас опередит.
– Где опередит? – Костя вздохнул. – Дядя Гога! Это армия. Посмотри вокруг! Это Ростов-батя, не Марьина Роща. Мы присягу давали. Мы с самолета на парашютах прыгали. Сейчас война. Война!
Костя вскочил. Он встал в полный рост в траншее так, что его голова возвышалась над земляным бруствером. В запале он размахивал руками и говорил, уже не опасаясь быть услышанным.
Пуля ударила в бруствер недалеко от его головы, подняв в воздух земляной фонтанчик. Комок черной земли удачно угодил Косте в рот, заставив его замолчать. Костя сплюнул и осел на дно траншеи.
– Вот-вот! – Телячье Ухо погрозил ему грязным пальцем. – Хватит базарить. Пойдем дело делать.
