– Скоро уж минуем, скоро пройдем, еще две версты.
– Я думаю, – вторил ему Вовка Спиридонов. – Там где мы с Костяном ночевали, было человеческое жилье, а не завод, как здесь. Там люди успели разбежаться. А здесь… Здесь много народу полегло.
Он сдерживал дыхание, прикрывая нижнюю часть лица ладонью. Поминутно задирал голову, рассматривая подпиравшие безмятежную лазурь трубы.
– Я ж первый раз настоящий завод увидел только в эшелоне, когда от Красноярска в Нижний чалились. Так-то оно. У нас-то одни лесопилки, а у них трубы не такие высокие.
Верещагин подорвался на мине, когда они едва миновали первую половину пути. Спиря сдернул с плеч плащ-палатку, и они собрали в нее останки боевого товарища.
– Левой кисти не хватает, – шмыгнул носом Телячье Ухо.
– Ну и хрен с ней! – возмутился Спиря. Сибиряк стал бледен, его мутило. – На том свете и без левой руки можно обойтись. Так-то оно!
Через час пути, осоловелые от трупного смрада, они наконец вышли из приречной промзоны и вступили в жилые кварталы Ростова. Начались те самые линии, о которых бормотал всю дорогу Телячье Ухо – прямые, застроенные однотипными домишками улицы, словно просеки между полуразрушенными домами. За рекой, на острове, чернел прореженный войной лес. Они несли плащ-палатку с телом Верещагина вчетвером, оставляя на покрытом пылью щебне кровавый след. И Костя мучительно размышлял о мертвецах, неупокоенных под руинами. И все ему мнился обрушенный дом на Коровьем валу и его недолгий ужас. Ох, не любил Костя бояться! Несколько раз они видели людей, искавших что-то в завалах кирпича. Они бродили между руин как будто безо всякой цели, покрытые пылью, в изорванной, перепачканной кровью одежде. Многие были ранены или больны. Костя слышал, как лейтенант обещал в конец расстроенному Спире:
– Восстановят мосты, и из-за реки придут похоронные команды. Все убитых похоронят. Всех!
– Вашбродь, дай людям отдых, – подал голос Телячье Ухо. – Устали, измордованы видом преступлений проклятого фашиста по самое-мое! А если по прибытию на место сразу придется бой принять? Что тогда? Как усталому солдату воевать?
– Ты, Кривошеев, – зашипел Сан Саныч, – про высокородия забудь навсегда! Я уважаю Фролова как командира и удивительной храбрости человека, но ума не приложу, где, в каких закоулках нашей столицы он набрал эдаких выродков?
– Москва – удивительный город, – пробормотал себе под нос Костя.
Они присели передохнуть под капитальной стеной полуразрушенного дома. Сели в кружок, коленка к коленке, закурили. Один лишь Пименов, по обыкновению, расположился отдельно. Костя видел его угловатые плечи, под округлым куполом каски. Пименов смотрел назад, в сторону Темерницкого моста, туда, где остался командирский блиндаж.
