Ребята проверили несколько капканов, кое-что пришлось починить. Я с интересом наблюдала, как ставят силки на зайцев. Тонкую веревку Ульрик привязал к стволу деревца, сделал из нее петлю и установил ее при помощи двух рогатинок на высоте головы зайца, как раз на вытоптанной им тропке.
— А на птиц ставятся другие ловушки. Глухарей, рябчиков, куропаток поймать гораздо проще. Хочешь попробовать? — поинтересовался он.
Я замотала головой:
— Как-нибудь в другой раз.
Мы присели на камнях, чтобы я смогла отдохнуть и попить. Рядом со мной сидел Лэйярд, когда одна из рысей принесла дохлую белку и сложила у его ног.
— Фу, Ула. Иди. Варт, — он поддел тушку носком сапога и отбросил подальше. Но Ула подняла ее и снова вернула на место.
— Она еще совсем молодая, поэтому бестолковая, — извинялся он.
— Она охотится на белок?
— Нет, эти подарки предназначаются мне. Несколько дней назад «поделилась» со мной недоеденной косулей. Я ее еще натаскиваю, учу охотиться не только для себя. На охоте рысь — самый лучший помощник. Подвергшееся нападению рыси животное обречено.
— А чем она питается?
— Всем, что удастся словить, но всегда только свежим. Рыси, в отличие от волков или медведей — не падальщики. Моя Ула больше любит птицу. Даже уток ловит.
— А можно ее погладить?
— Попробуй. Только не резко, сначала пусть обнюхает твою руку.
Но у меня была идея получше. Я достала из сумки кусок пирога, оставшегося с обеда, и протянула зверю. Сначала она понюхала лакомство, затем меня. Немного подумав, краем челюсти зацепила угощение и отошла подальше. Съев, вернулась за добавкой, обнюхивая мои карманы. Я еще раз протянула ладонь и почесала ее за ухом и даже погладила пушистую кисточку. Рысь — интересное животное, обликом очень напоминает дикого кота, а ведет себя, как самый настоящий пес.
Ульрик не переставал жаловаться на боль в спине и шее, намекая, что пора возвращаться. А мне домой совсем не хотелось, к тому же выглянуло солнышко.
— Это потому, что ты по ночам сидишь, скукожившись, и рисуешь. Скоро и глаза будут болеть. Сними одежду, я сделаю тебе массаж.
— Всю одежду?
— Зачем всю? Жилетку и рубашку. Снимай и поворачивайся ко мне спиной.
Они вдвоем удивленно наблюдали за мной. Ульрик сел передо мной на землю, снимая одежду.
— Это очень больно?
— Вовсе нет.
— Ага, меня Викар, когда дикими пчелами лечил, тоже говорил, что не больно.
Я положила ладони на его мускулистые плечи. Так, сначала поглаживание, затем растирание… Но до растирания мы не дошли. Он вскочил, как ужаленный, и стал натягивать рубашку, бормоча:
