— А представления о ведьмовстве — лишь суеверия и страх перед незнаемым! Пифагор говорил, что мир устроен согласно математической гармонии. Платон утверждал, что все состоит из первоэлементов. Есть люди, которые учатся применять одно к другому, открывать новые закономерности, умножать знание. Даже Гвацци писал, что в определении «ведьмы» латинское «femina saga» означает лишь «умудренная женщина», «женщина знающая».
Внимательно слушавший эту горячую, путаную речь Карл покачал головой, хохотнул и хлопнул в ладоши. Люди вокруг зашевелились, забормотали. Инквизитор, переглянувшись с рыцарем, двинулся в сторону оратора.
— Где ты читал Платона, парень?
Голос церковника, когда тот не вещал и не провозглашал, оказался внезапно тихим и ироничным. Совсем не собачьим. Да и сам он выглядел… человеком. Лау фыркнул, смутился и ощутил, как похолодел ветерок, обдувающий щеки. Да нет, это просто сами щеки нагрелись от прилившей крови.
— Я… Мы с отцом сами не местные. Приплыли из Армора[4]. Там война…
Инквизитор кивнул. Кивнул и Маркус де Гиш, и на мгновение юноше показалось, что эти двое схожи между собой, как это бывает только у близкой родни.
— На корабле был старик. Он не доплыл до Зееланда[5]: дряхлый был совсем. Помер на следующий день после выхода в море… Я почитал ему по его просьбе. Когда он отходил в мир иной — сказал, что книги теперь мои. Там всякое…
— Всякое, — ровно заметил рыцарь. Ведьма, висевшая на столбе прямо за ним, снова мазнула бирюзовым взглядом. От жалости к ней и к себе Лау окрысился:
— Да, всякое! Мы здесь тоже были пришлые, как она! Ни кола ни двора, чужие книги, голодные рты! Но нас не прогнали, не побили камнями, не отправили на костер! — он всхлипнул и яростно смахнул рукавом нечаянную влагу с век. — Мой отец работал вместе со всеми; ловил рыбу, как все; пил, смеялся и танцевал на праздниках, как все. Он даже погиб так, как погибают здешние рыбаки… И мы стали своими! Хотя я помню, как некоторые поначалу косились на Лау-чудака, на Лау-бретонца!
Подошедший ближе Карл смущенно кашлянул. Селяне снова заворчали, но не сердито, а неловко. Глубоко втянув воздух и обретя в этом вдохе неожиданное, решительное спокойствие, Лау тихо, но звучно произнес:
— Девушка не виновата, что она чужая. Не виновата, что знает больше других. А вы…
— А я тоже знаю больше других, — отрезал инквизитор. Словно челюстями клацнул. Человечность развеялась. — Факел мне. Быстро!
Среди мечников произошло движение. Они сдвинулись, встали плотнее, откуда-то действительно взялся факел — взмыл ярким пятном из-за спин. Де Гиш отошел чуть назад, рука протянулась к огню.
