Но рыбаки пока только смотрели. Даже не болтали особо. Хотя достать церковник за последние три дня успел, кажется, всех.
Никто не знал, с какого ляда Инквизиция вообще обратила внимание на их захолустье. Самый дальний край Валхерена, до Мидделбурга [1]не меньше дня пути. Но ведь кто-то же склонился над картой, ткнул пальцем, отдал распоряжения. И даже владельца их земель, рыцаря Маркуса де Гиша, оторвал от очередного похода, заставив сопровождать пса Господня, Domini canis[2], в охоте на ведьм.
И упомянутый «пес», и его спутники вели себя по-хозяйски, широко и властно. Конечно, это было их законное право. Но в деревне настолько отвыкли видеть вечно пропадавшего на войне владетеля, настолько пропитались древними морскими вольностями, что теперь шеи гнуть было сложно. Теперь шеи заметно скрипели, словно мачты на ветру. А глаза поблескивали, будто гребешки волн перед штормом.
Инквизитор явно не был дураком. Он тоже заметил и негибкие хребты, и недобрые взгляды. Поморщился брезгливо, поднялся на пригорок, стал рядом с грудой хвороста. Поднял руки.
— Сказано: «Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю: хлеба на корню не будет у него; зерно не даст муки; а если и даст, то чужие проглотят ее». Эта тварь, — длинный, крепкий палец ткнул в сторону столба, — сеяла ересь и пожинала безбожие. С тех пор, как поселилась она среди вас, многие канули в море; многие не вернулись домой. Смерть и погибель поселилась в домах ваших.
Голос у него и вправду походил на песий лай. В отличие от мягкого, певучего приморского говора. За примером далеко ходить не пришлось:
— Ага, — буркнул здоровенный мужик рядом с Лау. — Сама девка лично лодки и дырявила, как же. А то из наших никто доселе под волну не булькал! С моря живем, моря боимся, море уважаем. Оно дает, оно и прибирает…
Мужика звали Карл, и был он главой самой большой ватаги местных рыбаков. Лау, оставшись без отца, хотел было ходить с ним на лов, но получил ответ: «Сиди, парень, на берегу. Ты умный, ты цифры знаешь, буквы пишешь, слова читаешь. Вот и приноси пользу там, где другие не могут». Карла в деревне уважали.
Остальные согласно забормотали себе под носы. Это тоже не укрылось от церковника. Поправив свой бело-черный хабит[3], так и норовивший задраться на ветру, он кашлянул и угрожающе повысил голос:
— Также сказано: «Я преследую врагов моих и настигаю их, и не возвращаюсь, доколе не истреблю их». Вот враг наш, — снова поднялся указующий перст. Девушка на костре беспомощно и жалко смотрела куда-то себе под ноги. — И вот я несу ему истребление.
