Чем больше Мари-Лора его умоляла, тем сильнее он упорствовал, руководствуясь каким-то странным понятием чести; на губах блуждала безумная улыбка. Что бы он сделал, если бы у него не было свидетеля?.. Возможно, довольствовался бы тем, что вызвал полицию? Честно ответить на этот вопрос невозможно. Ему пришлось теперь признаться, что его отчаяние было... как бы сказать?.. условным, словно он давно уже ждал подобного случая. И вот доказательство: все сразу образовалось само собой. Одна деталь подсказывала другую, та сочеталась с третьей... Все было взаимосвязано, абсурдное происшествие превращалось в хорошо продуманный план. Жилье? Единственный выход — показательная квартира. Только этот выход! Это и есть настоящий выход! Добраться до ближайшей границы? Об этом и речи быть не может, прежде всего, из-за охотничьего костюма — в таком одеянии он сразу обратит на себя внимание. К тому же, превратившись в самоубийцу, он не мог переодеться. Полиция найдет на ферме его черный костюм, в котором он приехал. По этой же причине он не мог уехать на своем автомобиле, равно как и на машине Мерибеля: он никогда не водил эту марку, малейшая случайность в пути — и ему крышка... Мари-Лора сидела напротив, неодобрительно качая головой, но остановить его уже не могла. Он завелся. Слова действовали на него, как наркотик. По мере того как он развивал перед сестрой свою идею, он сам все больше верил в нее. Он отвергал возражения, в том числе и те, которые Мари-Лоре даже и не приходили в голову: «Знаешь, почему я не могу вернуться домой в Ла-Боль?.. Мария услышит мои шаги. У нее чуткий сон. Она обязательно принесет мне липовый отвар... Я знаю. У нее сегодня выходной, но по вечерам она никогда не выходит... Следовательно, выбора нет! На несколько дней придется задержаться, тут уж одно из двух...»
Другой Севр, его второе «я», никогда не смевший подать голос, с удивлением слушал.
— Одно из двух: или следствие подтвердит мою смерть — что наиболее вероятно, — и тогда, чуть позже, без особого риска, я отправлюсь за границу, или полиция обнаружит подлог, и тогда у меня не возникнет трудностей, чтобы оправдаться благодаря вот этому.
Он встал, взял со стола лист бумаги, который заметил с самого начала, и прочитал:
«Я решил уйти из жизни. Прошу никого не винить в моей смерти. Прошу прощения у всех, кому нанес ущерб, и у моих родных.
Филипп Мерибель».
— Видишь... благодаря этой записке я неподсуден.
Невольно он употреблял слова из своего прежнего лексикона. Но он и от этого излечится. Он влезет в другую шкуру.
