— Не входи! — крикнул он Мари-Лоре.
Кровь была повсюду. Заряд крупной дроби, выпущенный в упор, почти обезглавил Мерибеля. По крайней мере, так показалось Севру. Он сразу отвел глаза, к горлу подступила тошнота, он почти терял сознание. И все-таки он вошел в комнату, обошел лужу крови. Он задыхался. Хоть немного воздуха! Но тут он вспомнил, что ни к чему нельзя прикасаться. Мерибель оставил окно открытым, но Севр был вынужден подавить желание распахнуть ставни, взять лист бумаги, лежавший на столе... Ружье тоже следует оставить там, где оно упало... Не стоило также подходить к трупу, рискуя оставить кровавые следы в доме.
Что происходило потом, он помнил очень смутно. Плакал ли он? Или впал в оцепенение? Он вновь увидел Мари-Лору, вытиравшую ему лицо влажным полотенцем. Он сидел в кресле у камина в курительной комнате... В памяти всплыли первые слова, которые он произнес: «Во всем обвинят меня!» Почему ему пришла тогда в голову мысль тоже уйти из жизни? Даже не мысль, а порыв! Рука сама потянулась к ружью. Он ни о чем не думал, испытывая лишь усталость и отвращение: ружье было ему необходимо, как больному — снотворное. Но он не сопротивлялся, когда Мари-Лора оттолкнула его. Все смешалось на фоне воющего ветра, мерцающих звезд и стенаний Мари-Лоры. Бедняжка Мари-Лора! Он никогда с ней не считался. Если бы кто-нибудь сказал Севру: «Она оплакивает мужа!» — он бы, конечно, спросил: «Какого мужа?» Потому что в тот момент Мерибель стал для него чужаком, незнакомцем, явившимся нарочно, чтобы умереть и свести на нет двадцать лет усилий, борьбы с собственной совестью, размышлений, расчетов, удач. То, что он покончил с собой, — это его дело. Но одновременно он убил их всех! Возможно, именно эти рассуждения и навели Севра на мысль, что он тоже больше не существует. Он стал думать о себе в третьем лице, словно о ком-то другом. И это раздвоение, вызванное постигшим его несчастьем, как ни странно, вернуло ему хладнокровие. Он стал смотреть на происходящее со стороны. С какого момента он перестал быть только Севром, работающим по двенадцать часов в сутки, позабывшим, что такое театр, корпя над бумагами даже по воскресеньям? Так вот, именно этот Севр, потерпевший крах, обанкротился. Ему осталось только исчезнуть с лица земли. Исчезнуть, но не умереть. Это было бы слишком легко — перестать жить. «Ты разве не понимаешь, что Севра больше не существует?» Мари-Лора смотрела на него глазами, полными ужаса. «С Севром покончено... Его больше нет! Вот он — Севр!» И он показал на распростертое тело. Вначале это была как бы зловещая игра, страшная из-за своей безыскусности, хуже нервного срыва! Но вдруг эта невероятная идея увлекла его. На Мерибеле еще был охотничий костюм. Рост у них одинаковый, костюмы тоже. Лицо обезображено выстрелом. Замена уже произошла? А раз Мерибель — негодяй, то пусть Мерибель и скрывается. Севр же должен покончить с собой, если его честь задета. Все это поймут. Таков закон, таков порядок вещей, более того, именно так и должно было произойти. Мерибель спутал карты в последний раз. Оставалось лишь придать подобающий вид внешней стороне дела.
