Тем временем небольшого роста ловкий гондольер в черной матросской куртке и легких черных брюках уверенно греб единственным веслом, каким-то чудом балансируя на маленькой узкой площадке кормы гондолы. Всю дорогу он молчал, изредка бросая в сторону пассажиров испытующие взгляды маслянистых черных глаз. Может быть, он выжидал, желая сначала узнать, что это за пассажиры, о чем говорят; возможно, профессиональная привычка не вмешиваться в разговор знатных туристов заставляла его сдерживать желание завязать темпераментный разговор.
Но вот что-то ему, очевидно, подсказало, что здесь он найдет понимающих собеседников, и неожиданно с кормы раздался вопрос:
— Вы русские? Москва?
Дремоту всех четырех как рукой сняло. Друзья оживились, особенно Сергей. Он пересел поближе к корме, с любопытством поглядывая на гондольера. Не удержался и Женя, он тоже передвинулся с переднего сиденья поближе к гондольеру. Через минуту завязался оживленный разговор на странной смеси итальянского, русского и немецкого языков.
— Я был Россия, Харьков, плен, — выпалил гондольер знакомые ему русские слова. При этом он радостно улыбался, и весь его сияющий вид говорил о том, что он искренне считает, будто сообщенная им новость доставит собеседникам удовольствие. Впрочем, друзья и раньше подметили эту готовность итальянцев охотно извещать, что они были в плену у русских.
— Ну, и как Россия, гут? — допытывался Сергей. Жизнерадостный итальянец ему определенно нравился, его манера говорить, дополняя недостающие слова жестами, в самом деле была забавна.
— Россия очень карош. Мольте бене. Много добры, кароши человек, — ответил гондольер.
— Добрых. Мольте бене, говоришь. М-м… да! — промычал Сергей.
— Очень холод Россия! — продолжал венецианец, заметив, что его внимательно слушают. — Очень холод!
— Не нужно было приходить, — дал запоздалый совет Сергей.
— Я нет ходить, — поспешил разуверить итальянец. — Гитлер приказ… приказ-зать ходить. Плен сам ходить, — ткнул он пальцем себя в грудь.
— И на том спасибо, — философски спокойно заметил Сергей. — Грациа.
Гондольер улыбнулся и несколько раз взмахнул веслом, так как в этот момент лодка чуть не прибилась к берегу. Затем он вновь вернулся к любимой теме.
— Очень холод Россия! Рука нет, нога нет.
Выпустив весло, оставшееся висеть в уключине, он поджал руки под мышки и начал быстро переступать с ноги на ногу, изображая человека, согревающегося на морозе. При этом он так сильно раскачал гондолу, что, опасаясь перевернуться, сидящие в лодке поспешили уверить его, что все отлично поняли.
