— По-моему, у него не все дома, — начала она, как бы подытоживая долетевшие до нее обрывки разговора. — Куда ему до бедного мистера Гринэма. (Так звали прежнего священника.)
— Тот, по крайней мере, не заявлялся к тебе в дом в самый разгар работы и тебе не становилось неловко, что он так себя утруждает.
— Такого за ним не водилось. А этот мистер Мейболд, может, и хочет сделать как лучше, только от него одно беспокойство: просто нет никакой возможности ни золу из камина выгрести, ни полы вымыть, ни помои вынести. Видит бог, я как-то несколько дней не могла вынести помои, прямо хоть в трубу выливай или в окошко. Только я к двери с ведром, а он тут как тут: «Доброе утро, как поживаете?» А уж как неловко-то, когда джентльмен приходит в дом, а у тебя стирка и бог знает какой беспорядок.
— Ну это ему, бедняжке, просто невдомек, — вступился возчик. — Он ведь не со зла. Да уж, со священником как повезет, — все равно что угадать, орел или решка. Тут уж выбирать не приходится. Какой есть, такой и есть, ребятки, спасибо, что не хуже.
— Что-то, мне кажется, он неспроста на мисс Дэй поглядывает, задумчиво проговорила миссис Пенни, — хотя, может, я на него и наговариваю.
— Да нет, ничего такого тут нет, — сказал дед Уильям.
— Если ничего нет, так ничего и не будет, — отрезала миссис Пенни. По ее тону было видно, что она остается при своем мнении.
— Поневоле вспомнишь мистера Гринэма, — сказал Боумен. — Чтоб по домам ходить, попусту людей беспокоить — этого у него в заводе не было, годами не заглядывал. Иди, куда хочешь, делай, что хочешь, — нигде он тебе не попадется.
— Да, дельный был священник, — отозвался Майкл. — За всю жизнь один-единственный раз зашел к нам в дом — сказать покойнице жене (упокой, господи, ее душу), чтоб больше не посещала службу, потому что годы ее немалые и живет она от церкви далеко.
— И никогда он не указывал нам, какие гимны и псалмы играть по воскресеньям. «А ну вас, говорит, к бесу, пиликайте себе, что хотите, только ко мне не приставайте!»
— Да, добрейший, был человек; слова, бывало, не скажет, если мы соберемся погулять и повеселиться, да и пропустим его проповедь или, положим, если младенца не торопятся крестить, который очень уж кричать здоров. Золото был, а не священник. Вот уж за кем привольно жилось!
— А от этого ни минуты покоя; вечно допекает, чтоб мы больше думали о своей душе да о благе ближнего, — просто сил никаких нет.
— Узнал он, что купель протекает, — так она уж сколько лет протекает! А я ему говорю, что мистер Гринэм на это внимания не обращал, поплюет, бывало, на палец, да так и окрестит. Как он раскричится: «Милосердный боже! Немедленно пошлите за мастером. Куда я попал!» Не очень-то мне это было приятно слышать, если на то пошло.
