— И все-таки, хоть он и против нас, а мне нравится, как новый священник взялся за дело, — заявил старый Уильям.
— Как же так, Уильям, — укоризненно сказал Боумен, — сам за оркестр голову готов сложить, а вступаешься за того, кто его разогнать хочет?
— Как мне жалко оркестр — никому так не жалко, — убежденно сказал старик, — и вы все это знаете. Я в этом оркестре с одиннадцати лет — всю жизнь, почитай. Но все ж таки я не скажу, что священник плохой человек. Мое такое твердое мнение, что он хороший молодой человек.
При этих словах в глазах старого Уильяма сверкнул былой огонек, и что-то величественное появилось в его фигуре, освещенной заходящим солнцем и отбрасывающей гигантскую тень, которая распростерлась на добрых тридцать футов и голова которой падала на ствол могучего старого дуба.
— Да, парень он простой, ничего не скажешь, — отозвался возчик, — не погнушается с тобой заговорить, грязный ты или чистый. Помню, как мы с ним в первый раз встретились: иду я по тропинке, а он мне навстречу, и хоть он меня сроду в глаза не видал, а все-таки поздоровался. «Добрый день, говорит, хорошая сегодня погода». А в другой раз я его встретил в городе. Штанина у меня была вся располосована, — это я думал срезать путь и пошел прямиком через колючки, — и чтоб его не срамить, я поднял глаза на крышу, пусть, дескать, пройдет мимо, будто знать меня не знает. Да не тут-то было. «Добрый день, говорит, Рейбин», — и как ни в чем не бывало руку мне жмет. Будь я весь в шелку и бархате, и то нельзя было бы со мной лучше обойтись.
Тут на другом конце улицы показался направлявшийся к ним Дик, и все повернулись в его сторону.
Поворот в разговоре
— Пропал наш Дик, — сказал возчик, — увяз по самую маковку.
— Что? Да не может быть! — воскликнул Мейл с видом человека, который настолько огорошен услышанным, что готов усомниться в собственных ушах.
— Ей-богу, — продолжал возчик, устремив взгляд на Дика, который шел по улице, не подозревая, что является предметом обсуждения. — Смотрю я на него и вижу, что дело его дрянь. Все-то он поглядывает в окошко; все начищает башмаки; все ему куда-то нужно идти; все смотрит на часы; только и слышим, какая она замечательная, до того, что невтерпеж прямо, а чуть намекни замолчит как могила и больше о ней ни словечка. Я сам по этой дорожке один раз прошелся, соседи, и местность мне знакомая. Говорю вам, пропал человек.
Возчик отвернулся и с горькой усмешкой поглядел на молодой месяц, который имел несчастье попасться ему на глаза.
