— Какая хорошенькая! — воскликнул Дик Дьюи.
— Даже лучше тех красоток, что из воска делают, — сказал Майкл Мейл.
— Ну, прямо точно ангел явился, — с чувством проговорил возчик.
— Я таких никогда, никогда не видел, — пылко сказал Лиф.
И все остальные, откашлявшись и поправив шляпы, признали, что старались они не зря.
— Пошли теперь к фермеру Шайнеру, а потом можно будет и подкрепиться, а, отец? — спросил возчик.
— Ну что ж, можно и так, — ответил старый Уильям, взваливая на плечо виолончель.
Дом фермера Шайнера, стоявший на пересечении тропы с главной дорогой, был какой-то приземистый и неуклюжий. Низкие и несоразмерно широкие окна второго этажа и огромное окно-фонарь внизу, где обычно помещается дверь, делали его похожим на подозрительно скосившую глаза и злорадно ухмыляющуюся человеческую физиономию. Но сейчас, ночью, ничего этого не было видно, кроме темных очертаний крыши.
Музыканты встали перед домом, приготовили инструменты и ноты.
— Тридцать второй — «Узри утреннюю звезду», — объявил Уильям.
Они закончили второй стих, и скрипачи занесли уже было смычки, готовясь приступить к третьему, как вдруг без всякого предупреждения — в доме даже свет не загорелся — громовой голос взревел:
— А ну вы, заткните глотки! Какого черта вы здесь разорались? И так голова раскалывается, а они тут устроили под окном галдеж!
И окно с треском захлопнулось.
— Вот так заслужили, — негодующе сказал возчик, оборачиваясь к своим спутникам.
— Все, кому дорога музыка, пойте дальше! — скомандовал старый Уильям, и псалом был допет до конца.
— Теперь девятнадцатый! — твердо объявил Уильям. — Да погромче — пусть знает, как оскорблять хор.
В доме вспыхнул огонь, окно снова распахнулось, и в нем появился взбешенный фермер.
— Громче играйте, громче! — закричал возчик, изо всех сил налегая на смычок. — Давайте фортиссиму, чтоб его не было слышно!
— Фортиссиму! — крикнул Майкл Мейл, и псалом загремел с такой силой, что совершенно заглушил Шайнера; однако, судя по той ярости, с которой тот дергался всем телом и размахивал руками, уподобляясь то букве «х», то букве «у», он, по-видимому, изрыгал достаточно проклятий, чтобы отправить в преисподнюю весь приход.
— Ай-яй-яй, как некрасиво! — сказал старый Уильям, когда они отошли от дома. — Сколько лет хожу с хором, и сроду такого не бывало. А еще церковный староста!
— Просто выпил лишнего, — сказал возчик. — Когда у него божественный настрой, ничего плохого о нем не скажешь. А сейчас у него мирской настрой. Надо будет позвать его завтра к нам на вечеринку, чтоб не серчал. Мы люди не злопамятные.
