Глава 10,
в которой герои повторяют путь и некоторые деяния аргонавтов
…Ветер тогда прекратился, и море безветренной гладью
Пред Одиссеем простерлось. Высоко взнесенный волною,
Зорко вперед заглянул он и землю вдали вдруг увидел…
…Двенадцатого октября, через месяц и шесть дней после отплытия с острова Гомера, наблюдателем на мачте была замечена земля. Вот он, Новый Свет, Божией милостью дарованный нам!..
Для нас, между тем, часы шли за часами. Уже давно рассвело, уже взошло солнце. Море просматривалось до самого горизонта. Ветер дул ровно, мы снова поставили стаксель, и «Пеликан» делал хороших десять узлов… но, насколько видел глаз, земли видно не было. Дело в том, что весь первый час вчерашнего шторма никто из нас не смотрел ни на часы, ни на компас. Даже потом мы с Ильёй запомнили лишь примерный курс. Мои якобы непромокаемые часы были залиты и навечно встали на полвторого. Мы находились где-то в Чёрном море между Турцией, Крымом и Кавказом, и это всё, что было нам известно. А над нами простиралось ясное послештормовое небо. Оно дразнило нас заходящей Вегой, блестело Венерой, полной Луной и Солнцем – а у нас не было ни секстанта, ни астрономических таблиц, ни умения всё это применять. Поневоле начнёшь сочувствовать аргонавтам, угодившим до нас в такую же переделку и примерно в этих же местах.
Не имея опыта дальних переходов, никто из нас не озаботился проверить компас на девиацию, так что он мог легко врать градусов на двадцать. Если бы можно было повернуть на север, дойти до земли и потом, сориентироваться… Но как раз с севера дул крепкий ветер и шла волна, и против них скорость была совсем черепашьей. Поэтому Илья решил, что лучше плохо бежать, чем хорошо ползти, и мы мчались в крутой бейдевинд на северо-восток. Оставалось надеяться, что нас не очень снесло.
Начали сказываться последствия ночной борьбы со стихиями. Димон потерял голос, у него получалось только сипеть и булькать. Илья не мог вращать головой, и оглядывался теперь всем телом, как человекоподобный робот. У меня болело всё. Тем не менее Илья погнал меня, как наиболее сохранного, на обход судёнышка. Я вернулся с неутешительной вестью: в шторм треснул люк на левом поплавке, туда мало-помалу затекает вода. Получалось, что единственным для нас оставался левый галс, пока не упрёмся в землю или не стихнет ветер.
Часы шли за часами. Всё так же шуршала под днищем вода, ровно дул ветер, молотил тихонечко на холостых оборотах дизель. Солнце совершало свой вечный путь по небу. Мы уже освоились передвигаться по-крабьи, держась за леера и поручни, уже не отворачивались, когда ветер швырял в лицо брызги и пену. Толково и без спешки работали парусами. «Еще пара дней перегона» – думал я – «и никто не назовёт нас салагами». Только кто бы нам дал эти два дня…
