Иногда она врывалась в сельсовет, распахивала дверь Никитиного кабинета — закутка для приезжих в бывшей корчме — и, если заставала там женщину, налетала на, нее коршуном:
— Не закрывайся, сука, с моим мужиком!
Саморос старался не закрываться в своей комнате, свирепо поглядывал на Степаниду, грозился бросить. А она, упираясь в крутые бедра, басовито спрашивала:
— Кого? Меня бросить? Да я же тебя и на том свете найду.
Злой, бессильной ненавистью возненавидела она и Веру. Ненавидела и боялась после одного случая.
Сырым пасмурным утром Степанида пошла к торфяному карьеру. Стояла в тальниках, ожидая Веру, чтоб с глазу на глаз поговорить с Никитиной полюбовницей. Знала: другим путем Вера в сельсовет не ходит. Ожидала долго. Вера не появлялась. Степанида не выдержала и пошла к ней в хату. Вера собирала в портфель какие-то бумаги. Увидев Степаниду, она растерянно взглянула на нее и покраснела. "Чует кошка, чье мясо съела", — подумала Степанида и закричала охрипшим голосом:
— Что, паскуда, думала, не доберусь до тебя? Мало тебе хлопцев в деревне, на Никиту позарилась...
Вера, всунув руки в карманы жакетки, пошла навстречу.
— Слушай, ты, кулацкая подпевал, — Вера говорила сквозь зубы, но угрожающе, — на Соловки захотела, контра? Люди за новую жизнь головы кладут, а ты языком, как хвостом, треплешь. Выметайся из хаты! И в сельсовет больше никогда носа не показывай!
Страшное слово "контра" испугало Степаниду. Она вспомнила, как года два назад везли в город хуторянина Мелешку, связанного по рукам и ногам веревкой. Тогда она спросила у Никиты:
— За что это его?
— Давно эту контру шлепнуть надо было, — отрезал Никита. — Учительницу топором покалечил.
Степанида молча выскользнула за дверь и никогда словом не обмолвилась Никите, что ходила к Вере. Саморос же удивлялся переменам, происшедшим с женой, — в сельсовете больше она не появлялась.
Не случись этого, Вера, пожалуй, никогда бы и не влюбилась в Никиту. Сначала обожгло ее жалостливое женское сочувствие к Саморосу. Надо же, чтобы так страдая хороший человек из-за вздорной, глупой жены! Потом, лучше присмотревшись, увидела пронзительные Никитины глаза, холодные, ледяные на людях, теплые, приветливые с нею. Заглянули они однажды в Верину душу и зажгли в ней огонек надежды. "Будь я его женой..." — несмело подумала Вера, и хоть не могла себе представить, что бы от этого изменилось в жизни Самороса, но сердцем почувствовала — все было бы по-иному.
