Она снова повязала платок и сразу постарела. Михась даже удивился, как быстро эта женщина меняет свой облик. Только что казалась девушкой, а вот уже солидная женщина.
— Пошли бы вместе...— несмело попросил он.— Вдвоем все же веселей. Да и не так страшно.
Девушка отказалась. Михась обиделся: все равно как на тонущем корабле — спасайся, кто может.
Девушка, видимо, почувствовала это.
— Тебя как зовут? — спросила она ласково.
— Михась Ланкевич.
— Ты откуда?
— Из Ковалей. Километрах в десяти от города по Баварскому шляху.
— Наверно, студент?
— Год учительствовал. Окончил два курса техникума. Готовили в западные области. Но остался тут в семилетке... Язык преподавал.
— Комсомолец?
— Был секретарем школьной организации.
— Активист.
Михась не понял — одобрила ли она то, что он был активистом, или осудила.
— А вы не боитесь немцев? — осторожно спросил он, не ответив на ее вопрос.
— Врачи всегда найдут работу. Тебе будет тяжелей. Ну, если я получу хорошее место, помогу устроиться. Прощай...
— А хоть скажите, как вас зовут...
— Людмила Герасименя.
Она медленно зашагала по тропинке. Михась растерянно смотрел ей вслед. Когда она исчезла за крутым поворотом неглубокого оврага, Михась спохватился. Зачем сказал, кто он? Выпытала все и скрылась. Может, одного поля ягода с тем рыжим капитаном?
Все вокруг казалось тесным и неуютным. Забиться бы куда-нибудь, переждать эту напасть. Разве теперь разберешься, где свой, где чужой? Какая-то неуверенность царит повсюду, и никто не скажет, что должен делать он, Михась Ланкевич.
Вспомнились маневры, которые проводились нынешней весной. Михась был дежурным по штабу местной обороны. Тогда война казалась довольно приятной игрой, немного суетливой, но заманчивой, как интересная книга. И вот все изменилось, опрокинулось. Надо решать самому, как жить и что делать.
В овраге тем временем собралось много народу. Люди беспокойно вглядывались в небо, вполголоса переговаривались. Чувствовалось страшное безразличие ко всему происходящему и чрезмерное внимание к своей жизни.
В небе загудели самолеты. Их завывание, надрывное и однообразное, угнетало душу.
В быстро редевшей толпе Михась заметил низкорослого, неуклюжего человека и очень обрадовался. Сухаревский Василий Васильевич, военрук их техникума!..
Сухаревский забился под косматые, короткоствольные елки, порыжелые ветки которых почти касались земли. Михась полез следом за ним.
— Что, места больше нигде нет? — Сухаревский уперся сильными руками в грудь Михася.
