— Удачный запуск? — нагло спрашивает он. Делает ещё два шага ко мне навстречу. Попадает под фонарь. Да, его лицо и вправду красное. А волосы — темно-медные. Довольно густые.
— Очень даже, — я кидаю в рот последний лукум, благоговейно доставая его из коробочки. Теперь там только пудра.
Но не успеваю прожевать сладость, как чьи-то сильные и до ужаса грубые руки рывком разворачивают меня к себе. Длинный шрам и опасные глаза совсем рядом — расстояние измеряется сантиметрами. Они впиваются в мои, выдавливая правду наружу кусками. Если надо, могут и кровопускание устроить.
— Что это? — негромко, но оттого не менее четко и пугающе задает свой вопрос незнакомец. Его радужка зеленого цвета. Темно-зеленого, я бы сказала. Но её оттенок последнее, на что следует смотреть человеку, желающему успокоиться.
Я не понимаю вопроса. Это нервирует.
— Что за дрянь? — отпуская правое плечо, одна из рук мужчины сует мне под нос пустую коробочку от лукума.
Понятнее не стало. Я неслышно хмыкаю, качнув головой. Такой ответ его не устраивает.
— Я задал вопрос. Повторять не буду, — цедит он сквозь зубы, плохо сдерживаясь.
Прискорбно замечать такое, но я его не боюсь. Прирежет, порежет, зарежет… мне малоинтересны подробности. Может быть, ему вовсе только и нужно, что меня трахнуть, — не имею ни малейшего представления. Мне до ужаса все осточертело. Мне до ужаса себя жаль. И кораблики, которые скоро потонут, тоже. То непонятное состояние, когда не знаешь, чем помочь себе. Вроде бы нет истерики, а вроде бы и есть. Вроде бы болит в груди, а вроде — и нет. И слезы — то есть, то не дождаться. Пограничное состояние. Пограничное между помешательством и потерей сознания.
— Хотите меня напоить? — его глаза так сверкают, что я опасаюсь оставлять мужчину без ответа. Не за себя, за него опасаюсь.
Меня смиряют по-настоящему жестким взглядом. На самой грани, на самом кончике омерзения от увиденного, услышанного и замеченного этой ночью. Редко удается увидеть такое отвращение к собственной персоне от незнакомых людей.
— Адрес, — требует он. Решительно, заранее давая понять, что отказ — недопустим.
Я упрямо мотаю головой. Не на ту напал.
— Адрес, я сказал, — повторяет четче, с нажимом. И так грозно, что у меня сосет под ложечкой, как бы ни прискорбно было такое признавать.
— Бери здесь, — с большим трудом, но я отворачиваюсь, глядя на лужи под ногами, — у меня все с собой…
Незнакомец тяжело вздыхает, даже не скрывая того, что старается не сорваться. Его нервозность, перемешанная с яростью, проходит по мне ледяной волной вместе с ветром. Не спасает никакое пальто — даже это, самое теплое.
