Я совсем некстати вспоминаю Виктора. Пусть форма у этих людей другая, пусть картинка черно-белая, но вдовство из головы не так просто выкинуть. Я помню его, несмотря на то, что вместе мы провели пересчетное по пальцам количество дней. И эта не тема, которую я хочу задевать.
— Можешь переключить? — тихонько прошу, надеясь, что Эдвард послушает.
Тот удивленно изгибает бровь.
— Не желаешь смотреть на войну?
— И на воинов… — прикусываю губу, неловко перебирая пальцами кончик одеяла, — это… долгая история.
— Интересно…
— Мало интересного.
— Нет, не история, — он качает головой, за секунду увеличивая расстояние между нами с десятка сантиметров до километра. Мысленно, конечно, — совпадения, которые бывают в жизни.
— У тебя тоже нет к ним симпатии?
— Как раз наоборот, — он поворачивается ко мне всем телом, удушающе-внимательным взглядом смотря в глаза, — перед тобой капитан морской пехоты, Изабелла.
Мои глаза, наверное, слишком широко распахиваются, потому что в нем проскальзывает странное чувство, граничащее с обидой. По крайней мере, с уязвлением точно.
Но мой Коршун не был бы собой, если бы в открытую это выразил. Мы знаем друг друга две недели, а встречались всего два раза, но большинство его повадок мне откуда-то известны. Наверное, не так все же страдает наблюдательность, как казалось.
— Морская пехота?..
— Национальная Американская Морская Пехота, — исправляет он, складывая руки на груди. Напряжение, ощутимое между нами, тяготит обоих. Но не столько, конечно же, как открывшаяся правда.
Я вспоминаю все. Все, что связано с Виктором, с военными, с учениями и с войной. А ещё с тем, что было со мной после его похорон — те долгие ночи, когда училась готовить заново, — на себя одну, когда училась стирать с расчетом на одного человека, когда просыпалась в холодном поту или же наоборот, не спала сутками. Это отвратительно и убийственно. Все это. Я не уверена, что смогу пережить ещё раз… я не уверена, что вообще смогу пережить. Тем более, когда речь идет об… Эдварде. Это слишком. Это слишком, черт побери. Я только-только восстановилась, я была готова к отношениям, я нашла смысл для того, чтобы засыпать и просыпаться! Неужели можно снова так же легко все разрушить? Раз! — и как детскую деревянную башенку. Напрочь.
Эдвард терпеливо ждет моей реакции, все так же лежа на боку. Оценивает состояние, размышляет.
— Мой муж был лейтенантом, — с досадой докладываю я. А на глазах снова слезы.
— Тот, что погиб.
