Я морщусь едва ли не от боли.
— Но мне ничего больше не надо, кроме этого…
Сапфиры темнеют. Недоволен. Зол.
— Тогда держи руки при себе, — и он откидывает мои пальцы. Безжалостно, даже не взглянув на тоненькую кожу, под которой в довольствии найдется все, что ему нужно.
Правда, к полуночи смягчается. Интересуется, какой сон бы я хотела увидеть.
Я переспрашиваю. Я не верю ему.
— Повелеваешь сновидениями?
— Всем, что у тебя в голове, — он хмыкает, — при должном усердии.
— Это будет считаться желанием?
— Нет. Но это поможет тебе о нем поразмыслить.
Я кусаю губу. Я задумываюсь.
— Мост той ночью. Мост, ты и машины внизу.
…Не стоит, наверное, рассказывать, что именно мне снится. Я вижу моего потрясающего Бога, я вижу мост и свой прыжок, во время которого что есть силы ударяюсь о железное ограждение трассы. Я вижу то, как Эдвард подходит и забирает меня на руки. Прижимает к себе, целует в лоб…
Он не подвел меня, все правда. Он слов на ветер не бросает.
Впрочем, по наступлении следующего утра, помня обо всем сделанном для меня, мужчина ставит вопрос ребром. Я не успеваю проснуться, а он уже поднимает меня с подушек, вынуждая сесть, и серьезным, опасным, пронизывающим взглядом озвучивает свое требование. Призывает проговорить второе, а за ним и третье желание.
— Если до полудня я не услышу их, ты больше меня не увидишь, — бездушно заявляет, сверкнув глазами. — Это последнее предупреждение, Изабелла.
И, демонстративно встав, покидает комнату, давая наглядно понять мне и на собственной шкуре, на реальном примере убедиться, что имеет ввиду. Даже еды не оставляет. Даже воды.
Крепко-накрепко закрывает дверь, повернув замок. Ни разу не оглядывается…
До назначенного времени — с шести тридцати утра — я лежу, свернувшись в комок. Дрожа в теплой, жаркой комнате, подключаю всю фантазию, какая найдется. Белые стены не способствуют творчеству.
Однако уже через час, может, чуть-чуть больше, понимаю, что действительно мне важно и нужно. Без чего тяжело дышать и очень больно существовать. До чертиков.
Так что к полудню, когда Эдвард возвращается, я встречаю его у двери с заранее заготовленной фразой.
— Я придумала, — едва входит, сообщаю я.
Хмурый Сапфир с интересом оглядывается влево, где я стою.
— Желание?
— Да.
— Я слушаю.
— Ты, — произношу четко, не скрыв звучание ни одной буквы, — ты не должен бросать меня. Останься.
Ладонь с перстнем сжимается в кулак. Ужасающий по сокрытой внутри силе.
— Хочешь меня в рабство? — синеватые губы страшно скалятся.
