Три капли крови | страница 14
Воспротивиться не успеваю: целует меня. Наклоняется, откинув с пути мешающие волосы, и целует. Не сказать, чтобы с нежностью, но и грубости здесь нет. Несочетаемое в сочетаемом.
— Теперь ты моя…
В комнате, оказавшейся следующей за той, в которой я очнулась — с раскрытыми окнами, — накрыт стол. Большой круглый деревянный стол, судя по виду, из самой дорогой антикварной лавки. На его столешнице великолепно отполированное темно-бордовое покрытие, ножки причудливым образом оплетены чем-то вроде плюща, вырезанного из всего того же дерева, а полукруглый узор, отдающий римскими традициями, изрезал его основу.
Я настолько поражена неожиданно открывшимся видом, что останавливаюсь, так и не переступив порог. Молчу.
На столе есть все, чего только можно пожелать, — начиная от моей некогда любимой куриной грудки под сыром Дор Блю и заканчивая сладкими картофельными пирожками, изготовлявшимися исключительно по рецепту моей бабушки и исключительно моей матерью. Я еще больше убеждаюсь, что что-то здесь не так, потому что сия семейная технология за пределы нашего дома ни разу не выходила. Они не могут быть здесь, эти пирожки. Мне снится.
— Ответ «не голодна» не принимается, — сообщает из-за моей спины знакомый голос, — попробуй и не останешься равнодушной.
— Там отрава? — изгибаю бровь, ощущая, как слипаются в пестрый комочек мозги. У меня уже ни версий, ни теорий, у меня вообще ничего нет. Я не понимаю, что происходит.
— Я собрал твои размозженные кости, Изабелла. И после таких трудов убивать?.. — саркастически усмехаются в ответ.
Я делаю глубокий вдох, мотнув головой. Пересиливаю себя.
— Ты хочешь меня накормить?
— И поговорить, — утверждает он, кивая моим словам, — садись за стол.
Лишь принимая в расчет, что хуже уже некуда, а так есть хотя бы минимальная возможность каких-то объяснений, я соглашаюсь. Переступаю через себя и одновременно невысокий порог, заходя в «столовую». В комнате, пусть и большой, пусть и белой, нет ничего, кроме стола и двух стульев. Даже окон нет.
Я сижу слева. У меня тарелка с красным ободком и чудесно прорисованными алыми огоньками пламени в центре. Слева вилка, справа нож. В небольшом отдалении от них пустой пузатый бокал с настолько тонкими стенками, что от одного движения разобьется. Совсем не под стать старинным, которыми самими можно было что-нибудь разбить.
Я сижу слева, и вид на хозяина званного обеда открывается наилучший. Я снова смотрю на него, снова помечаю в памяти внешность, признавая, что симпатичен куда более, чем показалось вначале. И, что странно, ощущаю как покалывают, становясь горячее, губы. Они еще помнят этот неожиданный поцелуй пару минут назад. И то, как обладатель рубинового перстня отстранился, тоже. Слишком быстро…