— Добрый день, — улыбчивая официантка в розовом комбинезоне, являющемся униформой кафе, приносит меню.
Оба брата, сбившись в небольшую кучку на своем диванчике, не касаются его и пальцем.
— Здесь вкусные молочные коктейли, Эммет.
— Спасибо, mother, — собранным, пусть и дрожащим малость тоном отвечает тот. Серые глаза подернуты слезами.
— А ты, Эдвард? Разве ты не любишь ванильное мороженое?
— Спасибо, mother, — так же отзывается Алексайо. Почти не шевелит губами, усиленно изучая глазами деревянную поверхность стола.
— Мальчики, — не видя у входа Карлайла, однако прекрасно понимая, как расценивается ее бездействие, Эсми перехватывает своими мягкими теплыми руками ладони детей. Танатос дергается назад, как от огня, а Ксай просто немного жмурится. — Скажите мне сейчас только одно: кто это сделал?
— Я.
— Эдвард…
— Я, — упрямо повторяет Алексайо, — маленьких не наказывают так же, как больших. Мне захотелось этот шарик.
Эсми, откладывая меню, грустно глядит на старшего сына.
— Настолько, чтобы попытаться вынести его тайком? Подложить Эммету?
Танатос морщится.
В глазах Хорошей слишком много вещей, которые не должны, не имеют право там быть. Она заботилась о нем и гладила недалече, как полчаса назад, в том самом отделе шариков. Она утешала его, рассказывала сказки, присматривала… она никогда его не обманывала. Все, что пообещали Добрый и Хорошая, сбылось — они вместе. Они не дадут их с Ксаем в обиду.
А Эммет…
— Нет! — всхлипнув, малыш быстро-быстро мотает головой из стороны в сторону.
- Σκάσε! (Замолчи!)
— Нет! — громче повторяя на предупреждающий шепот брата, Танатос берет и повисает на его руке, крепко обвив за плечо. Из его серо-голубых глаз, по атласным щечкам, текут слезы. Соленые и настолько же горькие. С болью. — Mother, это я! Он меня защищает…
Эсми, поразившаяся развернувшейся перед глазами картине, ласково гладит ладошки их обоих.
— Мальчики…
— Я его взял потому, что он — дом! — выдает Эммет, закусив губы. — Такой теплый… и мой… мой дом!..
Карлайл, неслышно возвращающийся из машины, присаживается рядом с женой. Слезы младшего сына абсолютно точно мужчину не радуют.
— Не плачь, — Ксай, чуть смущенный поведением брата, но более — встревоженный, ласково гладит его по черным волосам, — признай, просто признай, что это мой шар…
Эммет стискивает зубы, отчаянно глядя на родителей.
— Нет…
— Дети, — перебивает их спор Карлайл, кладя обе руки на стол. — Это все неважно. Уже — неважно.
Натос, вцепившийся в руку брата, чуть ослабляет захват. Ему нравится добрый голос father. Ни разу за эти три месяца он на них не кричал.
