Братья сидят на диване, устроившись между родителей и прижавшись каждый к их боку, завороженно глядя на сияющую в темноте елку. Опутанная не только обычными гирляндами и украшенная не одними лишь твердыми шишками, ель вместила на себя еще и электрическую составляющую праздника. Самые запоминающиеся украшения.
Это мгновенье волшебства и сказки, в которое с удовольствием погружают их родители, намечено перед сном. Тем самым, когда Эдвард и Эммет займут свои кровати напротив друг друга, а Карлайл и Эсми прикроют дверь, пожелав им доброй ночи и оставив гореть ночник в форме месяца. И вокруг ничего, никогда не будет напоминать о Сими и жестких соломенных подстилках.
— Это как звездочки… — восторженно протягивает Танатос, прижавшись щекой к маминому плечу, — много-много звездочек…
— На небосводе их тоже не счесть, — соглашается Карлайл, ответно притянув к себе старшего сына, — поэтому огни и ассоциируются со звездами…
— Ох уж мои астрономы-любители, — Эсми ласково посмеивается, погладив мужа по щеке, — не слушайте, зайчики, я сама расскажу вам, что это такое на самом деле.
Эммет, заинтригованный, вопросительно выгибается к маме.
Эдвард видит, и наверняка видят и Каллены, потому как лично присутствовали при окончании этой драки, шрам под подбородком младшего сына, ближе к горлу. Острый камень едва не ударил в самую чувствительную его часть… едва не убил.
И Эдварду становится прохладно. Он представляет себе, чего бы стоил этот «запуск», окажись более удачным, и незаметно морщится.
Но потом, в свете огоньков ели, прохлада сменяется радостью. За Эммета этим вечером — как никогда. Что не обязано больше это доброе, нежное создание спать на соломе, что не уговаривает он его поесть рыбы, дабы не умереть с голоду, что не нужно теперь искать вокруг пресную воду… Эммет заслужил такую семью. И, если ради этого стоило перетерпеть случившуюся драку, Эдвард отдает себе отчет, что поступил бы точно так же и снова, окажись у него шанс. Никто и никогда, наверное, не будет ему так же дорог, как Танатос. Как новые родители.
— Это — мечты, — тем временем докладывает Эсми, сев поудобнее и позволив сыну прильнуть к своей груди, упершись ладошками в плечи, — самые яркие, красные — те, что совсем скоро сбудутся. А зеленые — те, что уже сбылись.
— А голубые? — Натос смешно склоняет голову, высматривая новые цвета.
— А голубые — наши планы, — находится мама, взъерошив его черные волосы, которые ей так нравятся, — в конце концов, мечты тоже надо планировать.
