Если бы она знала цену… решилась бы?
Наклоняясь ближе к волосам мужа, девушка беззвучно плачет. Тихонькие всхлипы — не более. Тихонький намек — «я по-прежнему рядом».
И в свете рассказа Каллена, в свете его состоянии все слова, до крови отхлеставшие по самым болезненным местам сознания, по самым заветным его уголкам, забываются. Когда есть причина, легче понять и следствие. Когда можно объяснить.
С объяснением и становится легче. Оно позволяет взглянуть на все под другим углом.
Белла до сих пор не в состоянии убедить себя, что до конца поверила — не Эдварду, а тому, что случилось, — но вырабатывается план действий, оттолкнувшийся от нового знания. По нему она и намерена следовать.
Как бы тяжело больше ни было.
…Заснуть Белле удается только ближе к рассвету. К этому времени Эдвард засыпает достаточно крепко — когда девушка кладет голову ему на плечо, слез не слышно.
* * *
— Нет, не думаю.
— Это не то что бы работа…
— Эсми, мне очень жаль, поверьте. Извините нас, что не предупредили заранее.
Слова, слова, слова. Именно чертовы слова, вторгающиеся в зону слышимости, заставляют Эдварда проснуться. Не имеет, конечно, особого значения, где явь, а где сон — сегодня, по крайней мере, но все же у Морфея понежиться было бы приятнее. До первого кошмара.
Первое, что чувствует мужчина, открыв глаза, — боль от затекшей спины. Да такую, что даже пресловутая и неустанная тяжесть сзади ничто по сравнению с ней.
Оглядываясь на сегодняшнее место своей ночевки, он делает заметку не спать больше на не разобранном диване. Тем более без подушки… Одно из его плеч, видимо, опиралось об подлокотник — тянет больше всего.
— Передайте Эммету наши наилучшие поздравления и пообещайте, что подарок он обязательно получит… — голос на миг прерывается, а затем звучит вновь: — …как только Эдвард вернется.
Мужчина изгибает бровь. Вернется?..
У окна прорисовывается женский силуэт. Она держит трубку ещё минуту, дослушивая, видимо, своего собеседника, а потом, пробормотав «до свидания», с огромным нетерпением отключается.
Сегодня на Белле светло-желтый домашний халат, короткий, как она любит, и зеленые тапочки. С ними она не расстается с самого приезда из Флоренции.
Повернувшись, она находит его взгляд. Ловит его, притягивает к себе. Улыбается.
И изможденное, исчерченное мелкими морщинками, которых не было, лицо (от каждого движения их больше — она-то спала сидя, что ещё хуже!), распрямляется и расцветает. Как пультом щелкнули.
