Выдох.
— В переулке под нашим домом… разбили фонарь.
Белла полностью обращается во внимание. Ласково пожимает его подрагивающие ладони, все ещё не отпуская от своих. Кивает на первую фразу.
— Там был… мужчина.
Девушка хмурится. По её глазам ясно, что боится. Боится услышать плохое. А выбора нет.
Эдвард будто бы снова оказывается в детстве, когда сидел перед родителями, оправдываясь за свое поведение и отношение к Эммету. Тоже плакал, тоже был красным, как рак, от стыда и тоже не мог подобрать верных слов. За исключением причины, все повторяется и сейчас. Таким отвратительным и таким одиноким он себя ещё не чувствовал. Спасти сложно, но возможно — правда, только для одного человека.
— Он шел за мной, и я… — Эдвард делает очередной вдох, пытаясь оставить в легких воздуха и панически боясь ситуации из сна, заставившей по-другому посмотреть на многие вещи. И рассказать.
— Ты?.. — напоминает, что ждет продолжения, Белла после его двухминутного молчания. Незапланированного, разумеется.
Эдвард поднимает затуманенные слезами глаза на жену. С трудом заставляет губы, пусть и подрагивающие, не изогнуться в оскале. Решает, что нужно быстрее. Быстрее, пока ещё есть хоть какое-то желание.
— УЗИ… — едва слышно выдает он. — Транс… трансректальное…
Морщинок на лбу девушки становится больше. Она не понимает. Не понимает или не хочет понимать?
Эдвард морщится. Сильнее морщится, чем от боли.
Соединяет два кулака, дважды, прикусив губу, ударяя ими друг о друга. С яростью. С силой. Двумя бурными потоками слезы устремляются по щекам. Больше их ничего не держит.
— Он меня…
И повторяет новоизобретенный жест. Совершенно недвусмысленный.
На лице Беллы отражается ужас. Сначала недоумение, потом — неверие, затем оправданный ужас. Он сковывает её, не давая пошевелиться. Он заставляет рот приоткрыться в букве «о», а глаза распахнуться настолько, чтобы затерять среди себя все другое. Она не может заставить себя принять ту правду, которую так просила. Она не может… осознать.
— Тебя…
— Да. — Кивок.
— Изнасиловали? — её голос противится этому слову. Все её естество противится. Но ничего не поделать.
Эдвард видит, что обречен. Как только придет знание, сразу же придет и все иное, включая отвращение. Вполне закономерное, к слову. Настоящее.
Этой темной ночью, среди двух фонарей на улице и холодных светящихся часов на тумбочке телевизора, в их когда-то самой уютной и самой теплой квартире все перепуталось, переменилось и навсегда утеряло верное направление.
