Поведение жены, впрочем, контролю никак не способствовало. Поглаживая его волосы, лоб, щёки, она так нежно и так робко улыбалась, что эмоции отказывались соблюдать хоть какие-то рамки.
В ушах мужчины вместе с кровью так и стучало: «Если бы ты знала, если бы ты только знала…».
Но один плюс в таком положении всё же был — пока не знала, была здесь. Как только правда вскроется, исчезнет. Уж лучше с непониманием, чем с отвращением. Уж лучше пусть робко улыбается, но улыбается. Уж лучше пусть побудет рядом…
— Доброе утро, — будто читая мысли, зовёт она. Голос смешивается с воздухом, впитывает в себя звуки комнаты, наполняется реальностью.
Эдвард шумно сглатывает, жмурясь. Старается смотреть куда угодно, кроме как на девушку. Стены, потолок… с нового ракурса всё смотрится по-другому. Диван стал ниже или он?.. На полу! Точно, на полу. И подушка, и одеяло — всё рядом, всё сдернуто и постелено прямо на ковре. Сил затащить его обратно в новую постель у Беллы, видимо, не хватило.
— Ты хочешь ещё поспать? — прежнее приветствие, оставшееся без ответа, она старается не замечать. Задаёт новый вопрос. Всё с той же лаской. Преступной лаской, если судить по тому, на кого она направлена. — Сейчас только семь.
На какое-то мгновенье Эдвард обдумывает такой вариант, искренне желая подольше задержаться там, где все более или менее тихо и спокойно, но потом вспоминает разбудившее его воспоминание и отчаянно, словно бы не имеет возможности отказаться, мотает головой.
— А еда? Ты голоден? — миссис Каллен, похоже, идёт разными путями к его ответу. Хоть какому-нибудь. Хоть к одному слову.
И получает. Только не на вопрос.
Её маленькие пальчики, пока она интересуется о завтраке, немного отодвигают одеяло, притрагиваясь к шее мужчины и потом чуть ниже, к груди, к первым царапинам. Вредить не хотят. Хотят погладить…, но это и служит точкой невозврата.
Чёрный Пиджак. Вот он стоит, прижав его к стене. Нашёптывает что-то на ухо, попутно распуская галстук. Проводит пальцами по шее, удовлетворённо хмыкая, а затем, увеличивая темп движений и дожидаясь того, когда он закричит, прикусив его ладонь, впивается ногтями в кожу. Эдварду кажется, что даже звуки, которыми это сопровождалось, он запомнил.
— Не надо!.. — задохнувшись, хрипит он, дёрнувшись так сильно, что Белла пугается. Сам не узнаёт свой голос, превратившийся во что-то среднее между криком чаек со Средиземного моря, где они провели медовый месяц, и карканьем ворон, разбивших гнездо под их окном.
