Мое хмурое бормотание в свою рубашку Триггви воспринимает с улыбкой. Приглаживает мои волосы, и его пальцы, большие и теплые, уютно согревают.
— Ты боишься бурь, Асаль?
— Только не говори, что это глупо…
— Ну почему же. Ядди тоже их боится.
— Триггви! — я посмеиваюсь, утыкаясь носом в его ключицу.
Поглаживания моих волос становятся все более размеренными.
— Ты дрожишь. Замерзла? Может быть, чаю?
Я поднимаю голову, немного отстранившись. Триггви смятенно смотрит на мою загадочную полуулыбку.
— Что?..
— Просто я за ним пришла.
Наследник викингов решительно разворачивает нас к кухне, не разжимая объятий. Мне льстит его забота.
— Вот и попьем вместе.
* * *
Чайник у Триггви большой, хватит на несколько полулитровых кружек. Мне достается голубая, с широкой ручкой и ободком, украшенным переплетениями снежинок — все в духе севера. Но напоминания эти крайне притягательны в обществе хозяина.
Я наблюдаю, как Триггви хлопочет на кухне, с удовольствием. Не понимаю, почему это выглядит так мило и доставляет только приятные эмоции, но проникаюсь к мужчине еще больше. Я узнаю его — в его же собственном доме.
— Сахар, — сетуя на отсутствие сладкого, исландец ставит сахарницу на наш стол. Садится на соседний с моим стул, забирая вторую чашку — темно-зеленую, под цвет мха, растительности и своих глаз.
Я размешиваю сахар чайной ложечкой. Триггви проверяет звук на радио-няне, но в детской все пока более чем тихо.
— Она на тебя похожа.
— Ты так думаешь?
Наследник викингов абсолютно безоружен, когда речь идет о его малышке. Как настоящий папа, влюбленный в свое чадо, пусть и нежданное, как я понимаю, любые разговоры о ней его трогают.
Но если прежде Триггви хоть немного, а отстранялся от меня, как от человека относительно постороннего, то сейчас — нет. Он весь на ладони — как и его эмоции. Он доверяет мне настолько, чтобы не переводить разговора и не закрываться внешне и внутренне. Это очень много значит.
— Ну конечно. Красивая девочка на своего красивого папу, — я учусь у Триггви искренности в выражении своих впечатлений, а ему, хоть и слегка краснеет, приятно. — А еще она очень спокойная. Наверное, потому, что счастливая.
Мужчина, опуская чашку на стол, задумчиво на меня смотрит. И видит, и не видит одновременно.
— Мы не были близки с ее матерью ни в каком смысле, кроме физического, Асаль. Я опасался, что она это сразу же почувствует — так или иначе. Я до сих пор опасаюсь, потому что сам всему учусь вместе с ней. Но я сделаю все, чтобы Ярдарбер действительно была счастливой — и сейчас, и позже.
