Теперь, нагая, она могла спорить своей красотой с королевой, и мы жадно следили за каждым переливом её тела, в то время, как она торопливо и как-то боком подвигалась к софе, стоявшей возле печки.
— Браво! — сорвалось одобрительное восклицание у Волошина.
— Да, это, действительно, — подхватил Троцкий — Настоящая Венера Медицейская.
— Пода ты с твоей Венерой. Мертвечина твоя Венера и больше ничего.
В самом деле, казалось, не только тело, но и лицо её, также заурядное раньше, стало прекрасным, когда она сбросила платье. Темные, красивые волосы получили при этом особый блеск и силу. Но что было всего удивительнее, так это то, что тон её лица оказался одинаковым с тоном её тела: это был теплый тон слоновой кости, как бы отшлифованный на плечах и ногах и чуть-чуть тронутый местами розовым.
Молчаливый Степанов, никогда не выражавший своих восторгов не то по застенчивости, не то по своему презрению к словам, отрывисто заметил:
— Вместо того, чтобы разливаться в пустословии, вы нарисуйте.
И с деловым видом он попросил натурщицу стать на диван, как можно свободнее.
Она поспешно встала, стараясь поборот свой стыд и неловкость, и дрожь, мелкую дрожь, от которой вибрировало все её тело.
— Вам холодно, что ли? — спросил он её с обычной суровостью, в которой, однако сказалось, прежде всего, товарищеское внимание и сочувствие.
— Нет, это так, — поспешила ответить она еле слышно, и голос её при этом вибрировал, как и её тело.
Едва успела она встать на софе, как художники один за другим воскликнули:
— Именно так останьтесь! Так хорошо.
— Да, лучше не надо. Чудесно!
Поспешно схватились за карандаши и угли и впились глазами в эти переливающиеся изгибы линий, которые в самом деле, являлись чудом. Так ясно всем было в эту минуту, что ничего в мире не могло быть благороднее человеческого тела, когда оно воистину красиво.
Она застыла неподвижно, но и в этой неподвижности была жизнь и трепет, которые нас очаровывали. Даже самый солидный из товарищей, художник Локтев, прозванный за свою внушительность и серьёзность профессором, лёгкими, верными линиями набрасывая рисунок, не мог сдержать своего восхищения.
— Воистину, Божий цветок. Ведь, пошлёт же Господь такое богатство человеку!
— Именно богатство, — подтвердил Волошин. — Это — прямо бесценный подарок природы.
Восторгались, почти не обращая внимания на то, как она сама относится к этому, точно перед нами был действительно цветок, художественное создание природы, которому или должны быть чужды слова, или он выше их.
