— Так, — снова вздохнул Кондарев. — А какую сумму выдало тебе земство на обсеменение? — приблизился он к Опалихину.
— Тот отвечал:
— Тридцать тысяч.
Они снова замолчали, занятые каждый своей думой. Над садом загудел ветер, хлопая калиткой. Сбоку что-то свистнуло, и сломанные ветки ветлы закувыркались в воздухе.
— Слушай, — сказал Кондарев и подошел к Опалихину; его лицо было серьезно, бледно и задумчиво.
Опалихин поднял на него глаза. Калитка сада снова хлопнула и заскрипела на петлях.
— Слушай, — повторил Кондарев, — ты мой лучший друг, и знай, что с сегодняшнего дня в моем столе будут лежать готовыми и начеку сорок пять тысяч. Если они тебе понадобятся, хоть среди ночи, валяй прямо ко мне, и я их дам тебе даже без векселя, — добавил он тихо.
Поспешно он отошел от него и сел в самый дальний угол, в кресло, сунув руки в карманы шаровар.
«Возьмет или не возьмет?» — думал он об Опалихине. Опалихин полуобернулся к нему в своем кресле и сидел с опущенными глазами. Кондареву казалось, что его лицо слегка бледнело.
«Возьмет или не возьмет?» — думал он с тоскою.
В саду что-то зашипело. Пыльный вихрь побежал дорогой, крутя в своей спирали соломины и ветки ветлы. Парусина балкона захлопала короткими и гулкими ударами. Опалихин поднял на Кондарева глаза; они были ясны и спокойны, как всегда.
— Если мне придется круто, — сказал он с усмешкой, — то я у тебя возьму, сколько понадобится. Благодарю.
«Ты-то у меня их возьмешь, — со злобой подумал Кондарев, — да я-то тебе их не дам!»
— Так-то-с, — вздохнул он вслух и вытянул ноги.
Звонкий и веселый дождь упал на зеленую грудь сада, запрыгал на песке аллей стеклянным бисером и распугал стаи воробьев, носившихся по дорогам. Его внезапный приход словно растормошил весь сад, и сад откликался ему веселым гулом. Однако скоро он убежал дальше, застилая окрестность свинцовой сеткой и звонко гудя над лесами.
Когда Кондарев и Опалихин вышли на крыльцо, Опалихин, чтобы ехать на мельницу, а Кондарев — к Грохотову, весь двор, умытый и освещенный солнцем, точно улыбался ясной и молодой радостью.
— А я у тебя в кабинете папиросницу забыл, — внезапно проговорил Кондарев, небрежно и весело обращаясь к Опалихину, и пошел в дом.
Однако на пороге кабинета он как будто бы несколько замялся, и веселость исчезла с его лица. С минуту он простоял в задумчивости, затем торопливо вынул из кармана кошелек и достал оттуда небольшой ключ, но уже не стальной, который он так старательно оберегал раньше в своем кармане, а бронзовый. Этот ключ был от его собственного письменного стола, который ему привезли из города только сегодня, и заказан был этот ключ по образцу того самого стального. С этим ключом он поспешно подошел к столу Опалихина и попробовал им ближний ящик. Ключ отпер и запер ящик.
