Министр де Малерб попытался обратить мрачное предсказание Казотта в шутку. Отвесив ему поклон, он сказал:
— Умоляю вас, ваша милость, поскольку вы так хорошо осведомлены об участи моих несчастных друзей, скажите приговор и моей собственной судьбе. Я выслушаю его, затаив дыхание.
Казотт положил руку на плечо министра и ответил, глядя ему прямо в глаза:
— С сожалением должен сказать вам, мосье, что ваша судьба будет противоположной участи вашего друга Шамфора. Вы найдете свой конец на гильотине при огромном стечении народа.
Через какое-то время свидетели происходящего оправились от потрясения, и вместо гнетущей атмосферы в зале вновь попарилось беззаботное веселье. Но, желая нанести разящий удар этому выжившему из ума прорицателю, вперед выступил фанатик-атеист Жан Лагарп, презиравший Казотта. Казотт платил ему тем же. Словом, они ненавидели друг друга.
— А как же я? Вы просто меня оскорбляете, щадя мою шею и посылая всех моих друзей на эшафот! С вашего позволения, я присоединяюсь к ним, чтобы вместе подразнить толпу! Ведь вы же не откажете мне в этой последней просьбе?
Все так и грохнули смехом от этого едкого сарказма. Но Казотт остался спокоен, каменное выражение его лица ничуть не изменилось.
— Я бы ничего для вас лучшего и не пожелал, но парки[21] отказывают мне в этом. Мосье Лагарп, для вас они припасли более подходящую участь. Вы избежите топора палача ценой обращения в добропорядочного и преданного христианина.
Герцогиня де Грамон подождала, пока уляжется смех, и с деланой обидой обратилась к Казотту с вопросом, почему же топор палача щадит дам.
С минуту он печально и пристально смотрел ей в глаза, а затем взял ее руки в свои:
— Увы, мой друг, палачи низкого мнения о прекрасных дамах. Этот день станет роковым для благородного сословия и даже для дам. Вы умрете, как и сам король, проехав к месту казни в телеге.
Казнить короля?! Какой абсурд!..
Спустя пять лет пророчества Жака Казотта сбылись во всех деталях, их подтвердила Французская революция. А в тот памятный вечер Жан Лагарп, жаждавший впоследствии унизить Казотта, записал все его пророчества в своем дневнике. Когда Лагарп умер, то, согласно его завещанию, эти записи остались в том самом монастыре, где он, как и предсказал Казотт, обрел свою веру в Бога [6, с. 87–89].
