– Я тут случайно узнал кое-что интересное… – начал Барроу, внимательно следя за моей реакцией.
Я оцепенел от гнева, а потому не мог ни двигаться, ни говорить.
– Наш Хейден не только отпустил вражескую девицу с кучей сведений, каких она и не мечтала собрать… Выяснилось, что девица эта – не просто серая грейстоунская мышка.
«Нет!»
– У этой драгоценной Грейс там есть родня… – продолжал Барроу.
Собравшиеся молчали, затаив дыхание.
«Заткнись!»
– Видите ли, она, ни много ни мало, дочка их лидера, и Хейден, считайте, передал ему ключи от всего Блэкуинга.
Грейс
Я крепко сжимала холодную, липкую от пота руку отца и чувствовала, как рушатся все стены моего мира. Два дня назад он признался мне, что болен, после чего его состояние начало стремительно ухудшаться. Казалось, жить ему остается считаные часы. Передо мной была тень прежнего Селта. Я не сводила с него глаз, боясь, что он может умереть незаметно.
Никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной, как в эти два дня. Не существовало абсолютно никаких способов ему помочь, и я наконец последовала примеру отца и приняла страшную правду. У нас не было лекарств, которые бы вернули его с порога смерти. Операция в условиях лагеря – вообще немыслимая затея. Любые попытки хирургического вмешательства окончились бы его мгновенной смертью. Оставалось только ждать. Задыхаться от горя и внутренних терзаний и ждать, когда болезнь нанесет последний удар и отец покинет этот мир, оставив меня в пустоте.
Как я буду жить дальше без отца? После всего, через что я прошла, он был единственным лучиком солнца, давал мне единственную крупицу счастья. Мы и пообщаться толком не успели; всё второпях. Болезнь наступала, и отец спешил сделать то, что считал необходимым. Я вернулась накануне его смерти. Но сделать ничего не могла.
Последние сутки я неотлучно сидела у отцовской постели. Он настолько ослабел, что больше не мог ходить. Мои пальцы слишком крепко стискивали его руку, но я ничего не могла с собой поделать. Это была отчаянная попытка удержать его от соскальзывания в смерть. Однако физическая сила не могла остановить то, что неумолимо приближалось. Мы оба это знали.
Он бодрствовал – особенность его болезни мешает спать. Отец лежал с закрытыми глазами и учащенно дышал. Бледное, осунувшееся лицо было мокрым от пота. Грудь пугающе быстро поднималась и опускалась в такт неглубокому дыханию. Я то накрывала отца ворохом одеял, то откидывала их с его вспотевшего тела, не зная, что для него удобнее. Отец спокойно принимал все мои действия, а на вопросы неизменно отвечал, что ему хорошо.
