Как раз именно мадам Сольес разговаривала с Мило через окошко.
Она встретила его на лестничной площадке и пригласила зайти к ним.
Мило увидел перед собой довольно крепкую, жизнерадостную, без умолку тараторившую женщину лет шестидесяти, характерный выговор которой сразу же выдавал коренную жительницу Марселя.
Он вошел в большую, забитую мебелью комнату и сразу же увидел на столе свои две распечатанные телеграммы.
— Вот и прелестно! — воскликнула мадам Сольес. — Садитесь, деточка! Поставьте на пол чемодан, снимайте пальто и берите вот этот стул. Подумать только, до чего же хотелось мадам Лепре, чтоб вы пожили у нас, а когда вы наконец приехали, ее и след простыл! Почтальон пересылает ей письма прямо в Касабланку, ну, а телеграммы забираю я сама, как мы и условились с ней, и, если сообщение важное, телеграфирую ей содержание. В вашей первой телеграмме я почти ничего не поняла, но после второй уже вас ждала.
Отчаявшийся Мило объяснил ей, почему отец послал его к тетушке Ирме.
— Что же мне теперь делать? — понурился Мило.
— Погодите, погодите, дружок, не убивайтесь так, не пропадете! Слава богу, вы у хороших друзей вашей тетушки… Кажется, поднимается муж! Он как раз в это время возвращается с работы: у него небольшая часовая мастерская неподалеку отсюда, на улице Фонтэн-де-Ван.
Она открыла дверь. Оказалось, что по лестнице поднимается не папаша Сольес, а Одибер, жилец с четвертого этажа, который, закончив работу, возвращался из дока Каренаж, где был конопатчиком, иными словами — чинил и конопатил корпуса деревянных судов.
— Зайдите-ка на минуточку сюда, мосье Одибер! — крикнула ему мадам Сольес. — Хотя лучше сходите за женой и возвращайтесь вместе с нею. Только что приехал маленький племянник мадам Лепре. Мы хотим с вами посоветоваться.
Через несколько минут пришел папаша Сольес, и вскоре за столом собрался «военный совет».
На столе в маленьких стаканчиках поблескивала домашняя наливка, которую мадам Сольес приготовляла сама, настаивая вкусное сладковатое красное вино на апельсиновых корочках.
Мило чувствовал себя стесненно. Очки папаши Сольеса и густые седые усы как-то не вязались с его доброй улыбкой и удивительно ребячливым взглядом.
Мадам Одибер была еще совсем молодой женщиной, но по сравнению с говорливой хозяйкой дома казалась слишком уж робкой. Она от всего сердца сочувствовала приунывшему Мило и мягко расспрашивала его обо всем случившемся.
Под строгою внешностью Одибера угадывалась бесспорно чувствительная и великодушная натура.
