Мило представил себе громаднейший пиршественный стол и Карла Великого, восседавшего среди именитых людей города… Но вот глаза у Мило начали слипаться, голова клониться куда-то в угол, и он крепко заснул как раз в ту минуту, когда все нарбоннцы поднимали кубки за здоровье Карла Великого…
Разбудил его отец Деде. Встряхнув его, он сказал:
— Эй, юноша! Мы сходим! Давай попрощаемся.
Мило широко раскрыл глаза и сразу же очнулся.
— Мы уже приехали в Сет, — снова заговорил добряк. — Ты, наверно, славно поспал? Ну, счастливого пути!
— До свиданья, мосье, до свиданья, мадам, — пробормотал Мило, вставая с лавки.
Он крепко пожал руку Деде и увидел, как его случайные попутчики пошли по перрону.
Купе опустело; остались лишь две дамы, которые ехали в Марсель. Появились новые пассажиры; все они говорили с сильным южным акцентом, а некоторые и вовсе на провансальском наречии.
«Как глупо получилось, что я заснул! — корил себя Мило. — А еще собирался все рассмотреть по дороге! Проспал и Нарбонну и Безье! Но сейчас только половина четвертого. Я еще успею кое-что поглядеть!»
Итак, хорошенько отдохнув, он смотрел во все глаза на открывающиеся перед ним виды и до самого Марселя не отходил от окна, уцепившись за поручень.
Сразу же после Сета он вдруг увидал блеснувшее море; такого голубого моря он еще никогда не встречал. Но скоро оно исчезло, потому что поезд повернул на север — к Монпелье и Ниму.
То и дело мелькали виноградники, старые красные дома, обрамленные стройными соснами, кустами камыша или пиками кипарисов, напоминающих взметнувшиеся ввысь темные языки пламени. Фасады домов были желтые, будто слоновая кость, ставни — зеленые, черепица на крышах круглая и, на манер римской, чуть подкрашенная. Никогда не виданное Мило золотисто-прозрачное сияние дня придавало всем этим окружающим предметам какое-то особое изящество и необыкновенную чистоту. И даже самые скромные, самые невзрачные лачуги, самые неприглядные деревья, стоявшие на бледно-розовой земле, казалось, тоже светились радостью.
Монпелье, Ним, Тараскон, Арль; нагромождение серых и розоватых крыш, омытых солнцем; старые башни и каменные колокольни; цепочки массивных платанов, подрагивающих своими еще не одетыми листвой ветвями на фоне бездонного неба…
Когда после Арля поезд понесся по пустынной равнине, засыпанной крупными камнями, Мило заскучал. Это была равнина Кро; лишь одни самолеты, пролетавшие над ней, немного оживляли эту голую пустыню.
