— Я знаю, кто ты! — повторил отец, повышая голос. Он либо сразу же забыл, что уже говорил это, либо же истолковал общее молчание таким образом, что остальные его прежде не поняли. Онни был подавлен этим экзистенциальным нажимом. По крайней мере уже трижды за эту зиму вопрос: «Кто я такой?» — возникал перед ним, будучи требовательным и непостижимым.
Роза видела, что из Онни в ближайшее время невозможно будет вытащить ни слова, а может быть, и в будущем тоже.
— Папа, ты знаешь Онни? — Она хотела это знать.
Упи тоже выглядел удивленным. Неужели он упустил какую-то связь? Рука Упи ощупала внутренний карман пиджака. Плоская бутылочка была на месте.
Арво даже не взглянул на дочь, его взгляд был прикован к Онни, который все более пунцовел и смущался.
— Ты нарочно это делаешь, да? — рявкнул Арво на Онни и затем, уже мягче, ответил Розе: — Это аквалангист из телевизора.
Онни подтвердил сказанное активными кивками.
— Что? — Роза с изумлением повернулась в Онни. — И что же он якобы сделал?
– «Снова собирается шторм». Вот что он сделал, — сказал Арво с упреком. — Много месяцев я болтался в гавани, ожидая, что попаду в открытое море, но нет — шторм за штормом, шторм за штормом. Хватит уже, черт возьми!
— Простите? — смог выдавить из себя Онни. Остальные молчали. На лбу Онни собрались страдальческие складки. Эффект гало стал теперь огромным и ослепительным. Онни почувствовал себя так, как будто находился в комнате для допросов. Очевидно.
— Папа, он тут ни при чем! — стала настаивать Роза. — Была плохая погода, с этим никто ничего не мог поделать. Я среди них — единственно разумный человек.
Арво сурово посмотрел на дочь.
— Если бы ты научилась как следует вязать узлы, кнехты остались бы на месте. А теперь ушло пол-лета на ремонт бортов. Чья же в этом может быть вина?
— Давайте достанем фрукты на десерт, — увильнула от ответа Роза, — и успокоимся.
— Такова уж карта погоды, карта погоды! — огрызнулся Арво в сторону Онни, но затем в изнеможении опустился на стул, погрузился в свои мысли и, судя по всему, совершенно забыл об инциденте.
Онни, по-видимому, нервничал и долго хранил молчание, думая о чем-то неведомом: умеренная, более мягкая, завтра — теплая сухая, завтра же — теплая и сухая! Его сердце начало учащенно биться.
После еды Роза аккуратно сложила картонного Тойво и отнесла на помойку, положив в контейнер для бумаги и картона.
— Спасибо, Тойво, — сказала Роза, — за то, что ты был рядом, когда никого другого не оказалось.
