— Кому сколько картошки? — весело спросила Роза.
— Картошки, — сказал отец.
— Неплохо бы пива, — сказал Упи.
— Спасибо, — сказал Онни.
Отсо махал хвостом и неотрывно смотрел на Розу, пока она накладывала ему еду в миску.
Размякший картонный Тойво улыбался в одиночестве в прихожей.
А на стене в рамке, прикрепленная кнопками, выцветала детская фотография Вели.
А он сам не был даже в рамке, нигде, и все же — везде. Тот, чье имя потом ни разу не слетело с губ Розы ни в дверном проеме, ни в прихожей, ни у входной двери, ни у ворот. Чье имя распалось на отдельные буквы, которые можно было переставлять по-новому десятками способов, получая незнакомые и по большей части несуществующие комбинации.
«Куда же исчез Вели? Куда уходят умершие? — думала Роза. — Он же только что был здесь! Вели — в белых перчатках, с игральными картами и шелковыми шарфиками. Входная плата: пять пенни. Картонный стол и места от одного до шести. Колли играл кролика. Щеки зрителей были мокрыми от слез, а их руки — горячими от аплодисментов».
Это даже не было ее собственным воспоминанием, а было лишь тем, что Вели передал ей.
«Вид все тот же. Те же самые декорации. Черный дрозд сидел на той же ветке. Сквозь ели веял легкий ветерок, автомобили мчались мимо, мимо… А теперь все мы ждем весны», — думала Роза.
— Вы покрасили стены, — заметил Упи. В квартире еще стоял запах косметического ремонта, и цвет стен пока резал глаза. Упи по привычке обратил внимание на окружающую обстановку, он делал так всегда.
— У меня возникла внутренняя потребность, — ответила Роза. — Здесь можно еще разок проветрить перед едой.
— Перспектива — это наша внутренняя тюрьма, — процитировал Упи и открыл форточку.
Великолепный фокус — за исключением того, что ты не вернулся назад, хотя я и перевернула шляпу, перетряхнула шарфики, распилила коробку. Кто-то утверждал, что Вели отправили в отделение патологии. И что бы ему там было делать? Конечно же, его там не было. В гробу лежала остывшая безжизненная кожура, деревянная кукла внутри деревянной игрушки, и где-то в глубине последней деревянной куклы покоилась вся цепочка моего рода от первой праматери до самого маленького вырванного из чрева деревца. Розе выдали одежду Вели. В коричневом бумажном пакете. Там лежал пиджак, в кармане которого находились шелковые платки и карты. И именно в этом пакете, несмотря ни на что, ощущалось присутствие Вели.
От отца тоже осталась одна кожура. Тук-тук, простукивала она его грудь и спину, и отец отзывался звуком старого пустотелого дуба.
