— Тут одна бабонька слух пустила, что пожар — это ваша работа. Ну, да у нее языка. Иной раз намолоть может столько, что ветряк позавидует. На наше счастье мельнику лучше стало. Поживет еще дед и сам вам спасибо скажет. От меня тоже за то, что вытащили деда из огня, благодарность. Верно в общем и в частности действовали. Я даже не ожидал такого. Хорошо, что с этим у вас по-мужски получилось. Но позвал я вас не за тем. Самый трудный разговор впереди.
Председатель прошелся по кабинету, поглядел в посиневшее предвечернее окно. В поисках продолжения трудного разговора торопливо подошел к ребятам, остановился.
— Садитесь на скамейку, а я вот так постою.
Ребята уселись. Председатель нашел наконец нужные слова:
— Я обещал вам звуковое кино показать за то, что вы на сене поработаете. А вот теперь выходит, что ничего такого не будет.
У Антона приподнялись брови. Как же это? Он всем ребятам толковал, что кино будет. Собрал целую ораву. Ездили, копнили и вдруг — на тебе. Хорошенькое дельце!
Неожиданными были для Антона отцовские слова. Он даже заерзал, сидя на скамейке.
Отец заметил это:
— Бригадир не дождался меня и оставил вот тут на столе записочку. Чтоб мои глаза ее век не читали. Про бригадира не скажешь так, как про ту бабку, что языком мелет на зависть ветряку. Ему приходится верить. Вот он пишет, что «…до полуночи, пока луна светила, все работали хорошо. Потом цыганчук свалился с арбы, чтоб ему все хорошо обошлось. Я им сказал: отдыхайте до утра, а утром, как полагается, обратно же продолжить работу до горячего солнца. Согласились и остались ночевать под скирдой. Я уехал. Приезжаю чуть свет на покос… батюшки-святы — все копны разворочены, девчонки голосят, а четверых молодцов вовсе нету: твоего, Пухова, Курмыка и цыганенка. Кто копны разворотил, догадаться нетрудно.
Григорий Иванович, будь добр, не присылай больше таких помощников — обойдусь».
— Вот такое получается кино, — заключил председатель.
Антону хотелось крикнуть: «Не верь, папа!», но отец уже однажды остановил его, и поэтому он обратился к друзьям:
— Чего молчите?
— Ты чего за них прячешься? — голосом, не обещающим ничего хорошего, спросил отец.
— Этот бригадир, папа, хуже той бабки.
— Ты у меня поговори! — застучал отец косточками пальцев по настольному стеклу.
— Папа, ты мне не веришь? — Антон встал со скамейки.
— Верю, когда ты правду говоришь.
— Мы этого никак не могли, — вступил в разговор растерявшийся Яшка.
— Ты, председатель, верь на слово, — встрепенулся вдруг Сережка. — Цыган своему человеку ни в жизнь не соврет.
