Они все были ветеранами. Они знали космос, знали корабли. Но в военное время все было по-другому. В те страшные, кровавые дни смерть мало что значила. Главным было победить.
Они победили… и стали никому не нужны. Это был их последний шанс. Если затея провалится, они окажутся у разбитого корыта, как я — будут бездомными, бесполезными и непригодными для любой другой работы. Большинству хотелось забыть войну, являвшуюся гораздо более опасным приключением по сравнению с тем, что когда-либо снимал Хельсинг.
Режиссер носился по кораблю, как ураган. Он был катализатором, примитивной, движущей, наэлектризовывающей силой, подстегивающей всех остальных. Хельсинг настраивал всех на максимальную самоотдачу, следил, чтобы все занимались делом и бушевал, когда кто-то лодырничал. «Гром в небесах» не мог быть просто хорошей кинокартиной. Фильм должен был стать настоящей эпопеей. Пилоты должны быть в форме. Хельсинг без устали работал с нами над картами и числами, планируя трюки…
Мы ненавидели его. Сам-то он не летал, понимаете?
И ради того, чтобы восхитить зрителей, он был готов на все! Даже на то, чтобы развалить корабль на части и убить или покалечить пилота.
— Да любой гражданский пилот сможет сделать тройное пикирование! — закричал на меня Хельсинг. — Давай ближе. Пролети рядом с этим кораблем! Вот… — Он схватил карандаш и заново начертил мой курс на бумаге, проведя его невозможно близко от курса другого корабля. — Ну, что, сможешь сделать это без истерики? В конце концов, надеюсь, у тебя получится подлететь к нему ближе, чем на сто километров. Не забывай, мы снимаем космический боевик. Нам нужно напряжение. Наша задача не в том, чтобы усыпить зрителей!
Я начал понимать, почему на сеансах фильмов Дэна Хельсинга нет свободных мест. Он знал, как снимать кино, — и разговаривал весьма язвительно.
— Дай я это сделаю, — вмешался Корсон.
Его голова все еще была перемотана, но он отлично себя чувствовал. По крайней мере, достаточно хорошо, чтобы цепляться ко мне при каждой возможности.
— Скоро у тебя будет свое задание.
— Я сделаю и свое и Лэша, — сказал Корсон Хельсингу. — Нам же нужен хороший фильм, не так ли?
— Ой, кончайте спорить, — принеся кофе, сказала Джуди, играя привычную роль миротворца. — Клистра уже совсем рядом. Там некогда будет выяснять, кому чем заняться.
Атмосфера разрядилась, но ненадолго. На корабле было слишком много ненависти. Люди разучились смеяться. Они работали, не как сплоченная команда. В таких ненормальных условиях, при малейшей провокации, они вспыхивали, как трут.
