Братья | страница 44
Светел пытался остановить его, но кобель, привыкший к саням, был сильней. Упираясь и скользя, Светел не удержал равновесия. Зыка проволок его по самой грязи. Сквару он начинал уже слушаться, Светела считал сосунком. Он остановился далеко на снегу, видно сообразив наконец, что меньшой хозяйский щенок всё же не скуки ради цепляется за верёвку и срывает голос, приказывая стоять.
Идя с ним обратно, Светел ощутил боль в левом плече. Налетел на что-то, пока по земле ехал?.. Нет, плечо было другое. Светел даже ворот оттянул, заглядывая под рубашку.
Увидел багровые отметины, оставленные цепкими пальцами.
Вздрогнул и вспомнил.
Вспомнил, как оказался за спинами.
Пока он торчал стойкóм, одурев и померкнув от страха, Сквара взял его за плечо, убирая с дороги. И встал на его место, заслоняя собой.
Сквара, которого он обидел, ревнуя в глупой игре.
«Бог Грозы промолвил Богу Огня… За обоих нас я раны приму… Это я, я во всём виноват…»
Жёсткая была рука у Сквары, суровая, почти по-взрослому сильная…
Когда сын вернулся измазанный, на Жога стало страшно смотреть.
— Кто?.. — только выдохнул он.
— Зыка сшиб, — сказал Светел.
Отец отвернулся и так двинул кулаком в стену, что отозвались стропила.
Светел невольно посмотрел вверх… и долго не опускал глаз.
— Атя, — сказал он погодя. — Если пособишь… Я вышел бы ночью. Гляну хоть, где Сквара.
Жог оглянулся. Застонал сквозь зубы:
— А ещё и тебя словят?..
Светел даже удивился:
— В лесу?..
Жог здоровой рукой рубанул воздух:
— Не велю!..
Светел притих, снова стал смотреть вверх, пока летние сумерки позволяли кое-что видеть.
Отлогая кровля была, по исконному северному уставу, берестяная. В жилой избе поверх берёсты лежал бы ещё дёрн, но кто станет дернить холодную клеть? Если бы отец подсадил, он сумел бы украдкой сдвинуть берёсту. А там через тын, на лапки — и лесом. Лапки он, кстати, нарочно ради этого в собачнике не покинул…
— Атя…
— Цыц, сказано!
Светел уткнулся носом в колени и больше не раскрывал рта.
Ещё ему хотелось полечить Жогу руку, но он не смел предложить. Что-то подсказывало: эту боль отец ему не отдаст.
Царила уже кромешная темь, когда наверху зашуршало. Светел сразу вспомнил про кошку, но там явно копошился кто-то потяжелей. Потом заскрипела берёста. Внутрь проникло немного слабого света.
— Идёшь или стряпать будешь, Опёнок? — прошипел голос.
Северное небо никогда не бывает совсем чёрным. И летом в особенности. Наверху мрели косматые тёмно-серые тучи. Ближе трепетали на ветру непослушные кудри Арелы.