– Справил. Доедем.
– У вас телефона нет? – спросил доктор мельничиху.
– Есть. Но зимою не работает. – Она обмакнула в блюдце кусочек сахара и положила в рот.
– Ладно, я чай допью и выйду, – сказал доктор Перхуше, словно выгоняя того из горницы.
Перхуша молча вышел.
Доктор стал доедать блины, запивая их чаем.
– Скажите на милость, а вот эта самая чернуха, откуда она взялась? – заговорила мельничиха, перекатывая во рту кусочек сахара и громко прихлебывая чай.
– Из Боливии, – с неприязнью пробормотал доктор.
– Так издалёка? Отчего? Завез кто?
– Завезли.
Она покачала головой:
– Надо же. А как же они зимою из могилы восстают? Земля-то вся, чай, промерзла?
– Вирус преображает человеческое тело, делая мышцы значительно сильнее, – пробормотал доктор, отводя глаза.
– У них, Марковна, когти как у медведей отрастают! – вдруг громко заговорил работник. – Я по радиу видал: лезут хоть скрозь землю, хоть скрозь пол, как кроты. Лезут и рвут людей!
Авдотья перекрестилась.
Мельничиха поставила блюдечко на стол, вздохнула и тоже перекрестилась. Лицо ее стало серьезным и сразу потяжелело и потеряло привлекательность.
– Вы уж, доктор, поосторожней там, – сказала она.
Платон Ильич кивнул. Нос его покраснел от выпитого чая. Он достал носовой платок, отер губы.
– Шибко злобны они, – качал головой работник.
– Господь милостив, – качнула грудью мельничиха.
– Мне пора, – произнес доктор, сжимая кулаки и приподнимаясь. – Благодарю вас за приют.
Он слегка наклонил свою голову.
– Всегда пожалуйте. – Мельничиха встала и поклонилась ему.
Доктор подошел к вешалке, Авдотья не очень ловко стала помогать ему одеваться. Мельничиха подошла и стояла рядом, скрестив руки на груди.
– Прощайте, – кивнул ей доктор, надевая свой малахай.
– До свидания, – склонила она голову.
Он вышел на двор. Там уже стоял самокат, Перхуша сидел, держа вожжи. В открытом хлеву ктото возился, ворота были распахнуты.
Доктор глянул на небо: пасмурно, ветрено, но снега нет.
– Слава Богу... – Доктор достал портсигар, закурил и стал усаживаться.
Перхуша подождал, пока он запахнется полостью и пристегнет ее, чмокнул губами, дернул вожжи. В закрытом капоре послышался уже хорошо знакомый доктору цокот маленьких копыт, фырканье. Самокат тронулся с места, Перхуша взялся за правило.
– Дорогу-то знаешь? – спросил доктор, с наслаждением втягивая бодрящий папиросный дым.
– А тут она одна.
Самокат выполз со двора, визжа полозьями.
– Сколько нам осталось? – стал вспоминать доктор.
