– Мда...
– Доктор, испейте чаю, – раздался по горнице сильный голос мельничихи.
Платон Ильич подошел к ней:
– Утро доброе.
– С добрым вас утречком, – улыбнулась она.
Доктор перекрестился на иконостас, сел за стол. На столе стоял все тот же самоварчик и лежала на блюде все та же ветчина.
Мельничиха налила ему чаю в большую чашку с изображением Петра I, положила, не спрашивая, два куска сахара.
– Где же мой возница? – спросил доктор, глядя на ее руки.
– На той половине. Он уж давно встал.
– Что ж он меня не разбудил?
– Не знаю, – довольно улыбалась она. – Блинков свежих откушаете?
Доктор заметил на столе стопку свежеиспеченных блинов.
– С удовольствием.
– С вареньем, медом аль сметаной?
– С... медом.
Он нахмурился. Ему было теперь неловко с этой женщиной.
«Театр какой-то...» – подумал он, отпивая чая.
– А что с погодой? – Он покосился на окна.
– Лучше, чем вчера, – ответила мельничиха, глядя ему в глаза.
«Сильная баба...» – подумал он и вспомнил о ее маленьком муже, пошарил глазами по горнице.
Мельника нигде не было.
– Спит он еще, – ответила она, словно прочтя мысли доктора. – Похмелье. Кушайте.
Она положила ему блинов, подвинула чашку с медом. Доктор стал есть теплые, вкусные блины. В горницу вошел Перхуша и остановился у двери. Он был одет для дороги, в руке держал свою ушанку.
– Вот он, герой... – недовольно пробормотал доктор, проглатывая кусок блина, и почти выкрикнул:
– Что ж ты меня не разбудил?!
Перхуша улыбнулся своей птичьей улыбкой:
– Как же не будил? Как развиднелось, сразу и пошел к вам.
– Ну?
– Говорю: доктор, ехать пора. А вы мне: дай поспать.
Мельничиха рассмеялась, наливая себе чаю в блюдечко.
– Не может быть такого! – Доктор стукнул кулаком по столу.
– Господь свидетель. – Перхуша махнул шапкой на иконы.
– Видать, сладко спалось вам. – Мельничиха подула на блюдечко.
Доктор встретился с ее довольными глазами и глянул на других людей в горнице, словно ища у них поддержки. Но Авдотья возилась у печи с таким видом, будто знала все, что было ночью, а муж ее сидел в углу тоже с какой-то двусмысленной улыбкой, как показалось доктору.
«Они что – знают? – подумал доктор. – Ну и черт с ними...»
– Ты б растолкал меня, что ли! – сказал он Перхуше уже помягче, понимая, что с этим человеком предстоит еще ехать в Долгое.
– Не могу я спящих тревожить. Жалко больно. – Перхуша стоял, держа свою шапку на животе обеими руками.
– Конечно, жалко, – прихлебывала чай мельничиха, смеясь глазами.
– Что с самокатом? – перевел разговор доктор.
