– Я вам постелила наверху, – раздался голос мельничихи. – Покойной ночи.
И судя по голосу, она уже лежала на кровати за занавеской. Перхуша и мельник по-прежнему храпели. К этому храпу примешивался теперь еще и стрекот настоящего сверчка, который смешно перекликался с мельником.
Доктор вздохнул, не зная, что делать. Он хотел о чем-то спросить мельничиху, найти повод, чтобы остаться, но вдруг понял, как глупо это будет выглядеть, и вообще, как глупо и пошло все, о чем он вдруг подумал. Доктору стало стыдно.
«Идиот!» – обругал он себя и произнес:
– Спокойной ночи.
– Не убейтесь на лестнице, посветите себе, – еле слышно донеслось из темноты горницы.
Доктор молча взял со стола свечку и пошел наверх. Лестница поднималась в светелку из сеней, она была узкой и заскрипела под сапогами доктора.
«Идиот... обыкновенный идиот...» – ругал он себя.
Наверху было два помещения: в первом стояли плетеные корзины, сундуки, короба, висели плетенки лука, чеснока и сушеные, нанизанные на нитку груши. Стоящий здесь запах сада успокаивал. Доктор миновал это помещение, прошел дальше, в приоткрытую дверь и оказался в небольшой комнатке с темным окошком, кроватью, столиком, стулом и комодиком. Кровать была разобрана.
Доктор поставил свечку на столик, притворил дверь и стал раздеваться.
«Спать пора, уснул бычок... – вспомнил он, заметив на подоконнике глиняную корову. – Странная семья... а может, и не странная, а вполне обычная для нынешнего времени. И живут богато, в достатке... Давно ли? Сколько ей лет, интересно... тридцать?»
Он вспомнил ее спокойные руки, наперсток на мизинце, взгляд карих глаз.
– Guten Abend, schöne Muöllerin...2 – произнес он, вспомнив любимого Надин Шуберта и снимая сорочку.
«Никогда не надо поступаться принципами. И не надо опускаться ниже плинтуса, совершать вынужденные ходы, как в шахматах. Не надо жить вынужденно, хватит хотя бы должностных паллиативов. Жизнь представляет тебе возможность выбирать. И выбирать то, что для тебя органично, что не заставит тебя потом мучиться от стыда за собственное безволие. Только эпидемия не оставляет выбора».
Оставшись в исподнем, он снял пенсне, положил на столик, задул свечку и полез в холодную постель. Здесь, наверху, как и положено, было прохладно.
«Выспаться... – Доктор натянул одеяло до самого носа. – А завтра уехать рано. Как можно раньше».
В дверь тихо постучали.
– Да? – приподнял голову доктор.
Дверь отворилась, показалась горящая свечка. Доктор взял со столика пенсне, приложил к глазам. В комнату, неслышно ступая босыми ногами, вошла мельничиха в длинной белой ночной рубахе и в своем цветастом платке на плечах. В руках она держала горящую свечку и кружку.
