Она горько обижена на студенток, которые, она это чувствует, хотят ей навредить и которые постоянно дают ей понять, что она для них никто, как это часто делают женщины по отношению к другим женщинам, особенно если эти особы амбициозны и стремятся вырваться на самый верх. Среди студентов мужского пола трое уже попытались ее склеить. Притом одному из них так хорошо удается раздевать ее глазами, что она ловит себя на мысли, что в аудитории невольно прикрывает руками грудь. А что еще хуже, ее тянет к нему неудержимо.
Иногда перед занятиями у нее бывают панические атаки. Поэтому она и занимается медитацией, прибавляя к ней иногда успокоительное. О. П. терзает страх, она боится не только того, что никогда больше не сможет писать, но также и того, что вся ее жизнь — это одна сплошная ложь. Все, чего она достигла, было результатом какой-то ошибки. Почему кто-то захотел издать то, что она написала — почему кто-то посчитал, что она способна преподавать — все это совершенно непонятно! Что касается этого ее второго романа, то сколько раз издательство ни отодвигало бы срок сдачи рукописи, она знает — ей никогда его не написать. О. П. живет в страхе, что ее разоблачат, что все поймут, что она не просто неудачница, а самая настоящая самозванка. — И, пожалуйста, все, перестаньте называть меня О. П.! — И совершенно бесполезно напоминать ей, что точно такие же сомнения мучили и других писателей во все времена, и особенно некоторых из самых великих. Бесполезно цитировать Кафку, который, характеризуя свой великий роман «Превращение», написал: «Он несовершенен почти до самой своей основы».
Другая преподавательница, у которой занятия проходят в те же дни, что и у О. П., говорит, что иногда слышит, как она плачет за закрытой дверью, однажды она плакала из-за того, что ей никак не удавалось написать простой двухстраничный отзыв на студенческую работу.
В тот день, когда я присутствую на занятии в ее группе в качестве наблюдателя от руководства факультета, я вижу, как студент, к которому, как она мне призналась, ее влечет, неотрывно смотрит на нее одновременно с нежностью и вожделением. Хотя я и уверена, что это так, я не упоминаю в своем отчете, что она завела роман с этим студентом. Если мне повезет, она мне в этом не признается и не попросит у меня совета.
Я представляю себе, как это когда-нибудь случится: я в это время буду в магазине, продающем косметику, или в каком-нибудь салоне, или в ванной какого-то дома, куда буду приглашена. И почувствую легкий запах мимозы или флердоранжа, но не вспомню тех ароматических свечей, которые О. П. жгла в нашем с ней кабинете, и потому моя реакция озадачит: меня проберет тревожная дрожь, словно я только что узнала телепатическим путем, что кто-то, кого я знаю, попал в беду.
