.
«Мне не камер — юнкерство дорого, — говорил он впоследствии Нащокину, — дорого то, что на всех балах один царь да я ходим в сапогах, тогда как старики вельможи в лентах и в мундирах». Пушкину действительно позволялось являться на балы в простом фраке, что, конечно, оскорбляло придворную знать».[21].
Мундир у Пушкина безусловно был. Перед Нащокиным он бахвалился, потому что единственно кого считал себе равным, так это государя. «Один царь да я!» Молчит один, молчит и другой, и оба понимают, о чем молчат. Царь да я. Отдает хлестаковщиной.
В действительно всё выглядит несколько иначе. На одном из праздников его видит граф Соллогуб: Пушкин едет, понурившись, в придворной линейке, среди молодых камер — юнкеров (на линейке сидели спина к спине на двух длинных скамьях, их еще называли «диваны на колесах»). На нем потертая альмавива (модный в то время испанский плащ) поверх камер — юнкерского мундира с золотыми галунами, из — под плаща торчат коленки в панталонах; скорбное и суровое лицо под треугольной шляпой. Публика с любопытством разглядывает его среди начинающих царедворцев, как обезьяну в цирке.
Из письма С. Н. Карамзиной от 20 января 1834 года:
«Пушкин крепко боялся дурных шуток над его неожиданным камер — юнкерством, но теперь успокоился, ездит по балам и наслаждается торжественною красотою жены…».[22].
Тем временем, Наталья Николаевна, переплясав на балах, выкидывает. А в свете распространяются тут же слухи, что она выкинула после побоев мужа. Еще свеж пример Безобразова. Значит, по мнению света, у него есть повод для ревности. Кто же объект этой ревности? Догадаться не трудно, Дантес еще не появился в обществе, не занял в нем места. Мальчики, вроде Огарева, не в счет. Слухи провоцируют мужа, но он на провокацию не поддается. Он верит жене, но на всякий случай отправляет ее с двумя детьми в Полотняный завод. Это фактически ссылка, подальше от Аничкова дворца.
Вскоре Пушкин узнает, что по рукам в обществе ходит какое — то его письмо к жене. Жуковский предупреждает его, что царь недоволен его высказываниями о царях. Пушкин возмущен: «Какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене, и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному) и царь не стыдится в том признаться».[23]. Какой же он благовоспитанный, если не стыдится? Пушкин решает подать прошение об отставке, с тем, чтобы уехать с семьей в имение. Однако он просит, чтобы ему разрешили работать в архивах, как прежде. Царь возмущен неблагодарностью Пушкина. Жуковский узнает об этом от самого царя, а не от Пушкина. Он растерянно спрашивает монарха, а нельзя все это как — нибудь поправить. «Почему же нельзя, — отвечает тот. — Пускай возьмет обратно свое письмо. Я никого не держу и держать не буду. Но если он все — таки возьмет отставку, то между ним и мною всё кончено».
