«Царь — самодержец в своих любовных историях, как и в остальных поступках, — пишет один приезжий иностранец, — он отличает женщину в театре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъютанту. Особа, привлекшая внимание божества, попадает под наблюдение, под надзор. Предупреждают супруга, если она замужем; родителей, если она девушка, — о чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе, как с изъявлением почтительнейшей признательности. Равным образом нет еще примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекали прибыли из своего бесчестья».[33].
Иностранец, конечно, сгущает краски, что всегда делают иностранцы, когда дело касается России.
«За государем подчас водились и маленькие анекдотические увлечения, которые он бесцеремонно называл «дурачествами», перекрестив их в оригинальное наименование «васильковых дурачеств» с тех пор, как услыхал, что Ф. И. Тютчев поэтически назвал их «des bluettes».[34].
Примером таких «васильковых дурачеств» может служить рассказ Ф. И. Тютчева о том, как царь, прогуливаясь по набережной, встречал одну и ту же молодую девушку. Она была прехорошенькая и скромно держалась. Он стал ей кланяться, она отвечала на поклоны, он заговорил с ней и обаял ее, потом договорился, что его примут ее родители в их скромной квартирке. Государя забавляло то, что незнакомка, видимо, не знала, кто он, и принимала его за простого гвардейского офицера. В назначенный день, подняв воротник шинели, он отправился на Гороховую, где жила девушка, но кухарка не пускала его, ссылаясь, что ни барыни, ни барина нет дома. «А барышня?» — «Никого». — «Ну, как же! Мне сказали, что меня ждут». — «Ждут — то ждут, да не вас, — понизила голос кухарка и сообщила по секрету: — Самого императора. Так что вы, господин офицер, идите подобру — поздорову». — «Да кто же им это сказал?» — «Барышня и сказала. Она у нас королева! Всё сама». — «Так передайте вашей королеве, что она дура!» Николай сам рассказывал эту глупейшую историю своим приближенным и первым смеялся над собой.[35].
Разумеется, многолетнее восхищение государя красотой Н. Н. Пушкиной можно было бы назвать и любовью. Перед истиной любовью он, бывало, и робел, и даже порой отступал. Забежим вперед и напомним, что, после смерти Пушкина, когда через два года траура, Натали вернулась в Петербург. Случайная встреча с царем под Новый 1842 год, в английском магазине на Невском, повернула ее судьбу. Она стала одной из женщин, которых, по выражению М. А. Корфа, император иногда навещал. И Ланской женился на ней в июле 1844 года, покрывая эту связь, которая, впрочем, особенным грехом не была, ведь Наталья Николаевна вдовела к тому времени почти три года, была вся в долгах (в феврале 1844 года ей было пожаловано по распоряжению императора 25000 (!) рублей для уплаты ее личных долгов). К тому же дворянам Ланским подобное было к лицу, двоюродный дядя полковника, Александр Дмитриевич Ланской, поймал свой «случай» с Екатериной Великой на Святой неделе в 1880 году, когда сделался флигель — адъютантом императрицы и полковником, поселившись в Зимнем дворце, что немало способствовало карьере семи его двоюродных братьев, один из которых был отцом нашего героя. В результате своего «случая» П. П. Ланской еще до свадьбы получил Конногвардейский полк, шефом которого был сам император, и чин генерал — майора.
