Она не знает, не помнит этого: зачем усложнять, когда сегодняшний день, как молодой поклонник, — вот он, здесь, почти у ее ног!..
И снова вечерний трамвай, слегка раскачиваясь, вышел на дугу между вокзалом и моей заводской окраиной. Вот и мост. Черкнула под ним электричка. Летит в окно ветер остывающего дня. Неясная мне самой тревога приблизилась, она здесь, рядом. Догадка отлилась в четкий образ. Мне вдруг представилось — в какую-то долю мгновения — как летит стрела, пущенная тугой тетивой. Не выбирает направления, оно ей задано изначально. И не уклониться ей, не замедлиться. Будет стена, на пути, она с той же неумолимостью понесется навстречу.
Да, не соглашаться с Мироновой, не прощать ей — это я могу. А если и к себе с такой же мерой?
Когда надо ввязаться в спор, пойти против предрассудков, что стоят на земле куда тверже, чем я, и бывает страшновато, кто-то несговорчивый твердит обо| мне: «Только попробуй отвернуть!»
Защищаюсь как могу: «Опять бесконечное беспокойство. А станут ли еще слушать? Да и силенок маловато». Хочется в сторонку, и робость готова оправдать благоразумный нейтралитет, а приходится подниматься, выходить вперед и с бьющимся сердцем принимать вызов. Даже когда понимаю, что берусь не за свое дело, и что противник мне не по плечу.
Иду напрямик. А может, напролом? Рискую разбиться, когда разумнее бывает обойти, выждать, взять не| натиском, а терпением, может, даже отступить на час на день. Почему? Потому что заранее знаю ответ и срываюсь по кратчайшему до него расстоянию? А если ответ искать самой, не зная наперед, что получится?
Стрела и стрелок. Есть непреодолимое движение к заданной цели. И есть приказ себе, когда взвешена вся тяжесть пути, когда идешь сам.
Перед глазами стальной изгиб рельсов. Ветер навстречу — как живое пульсирующее натяжение между вчера и завтра. Гигантский лук времени. Чем ближе его концы, тем сильней выталкивание — летит с нарастающим ускорением жизнь.
БЕРЛИН БЕЗ КАВЫЧЕК
Расстояние от «Берлина» до «Москвы» несоизмеримо с расстоянием от Москвы до Берлина. Факт не географический, но точно проверенный.
Первый путь пройден пешком по проселочным дорогам и лесным тропам Белоруссии.
Второй совершился в вагоне международного поезда.
Никогда не думала, что судьба приведет меня в настоящий Берлин. Не загадывала этой поездки, не ждала ее. А предложили командировку — собралась и поехала. И только уже в поезде, на второй день пути, когда позади осталась Варшава и в окнах нашего опустевшего вагона засквозили белые, словно по линейке выровненные поля, не оживленные нигде лесом, — чужая зима на чужих станциях, — мне вдруг стало ясно: вот теперь и заканчивается по-настоящему наш партизанский маршрут. Еду в город, который каждый день войны поминали мои земляки. И не было в том поминанье ни любопытства, ни предвкушения встречи, а была одна только надежда дойти, дожить, навсегда закрыть не нами начатый счет.
