—Ну что, пресса? — наигранно весело блеснула она глазами. — Растерялись немного с непривычки? Вы ведь у нас пока не член совета? Ничего, введем. Давно пора пересмотреть состав. Многие устарели. Как вам понравилась Людмила Игнатьевна?
Она доверительно наклонилась через стол:
—В прошлом комсомольский работник и такое себе позволяет. Сорвать заседание!
Я смотрела на золотистый карандаш, уткнувшийся в роскошный календарь, и мне было неловко. Сидящая напротив так ждала сочувствия и поддержки. Кажется, видела в этом чуть ли не мой служебный долг. Занять; правильную позицию значило, с ее точки зрения, осудить Людмилу Игнатьевну. Как бы помягче сказать о своем несогласии?
—По-моему, правильно все получилось. От совета помощи ждут, а не канцелярских бумаг.
Карандашик два раза с расстановкой пристукнул по столу.
—Вот как? Завидная уверенность. Может, тогда поговорим о сегодняшнем номере?..
Она выдвинула верхний ящик стола и выложила газету с отчеркнутыми красным карандашом словами за->: головка «Кому нужна история?».
—Вы готовили?
Я кивнула, стараясь не чувствовать себя обвиняемой. В конце концов, позиция редакции стоит того, чтобы за нее драться. Неужели трудно понять: спор с такими, как Нина, лучше всего вести открыто, вслух. Шестнадцатилетние люди нуждаются в острых столкновениях, обнажающих истину. Можно прочесть и выучить по учебнику все, что нужно, но это еще не собственная позиция...
Она меня опять не слышит.
— Из-за одной глупой девчонки — бросать тень на всю область? И это накануне перевыборов в наших организациях!
Свист летящей стрелы одним касанием вошел в мой слух. Гнев мгновенно снес все преграды. Удобно, неудобно, что из этого выйдет — какое это имеет значение? На моих глазах засыпают кучей словесного шлака живое, жгучее, еще не отлившееся ни в какую удобную форму беспокойство. Девочка потерялась. Может, не одна она? Среди взрослых людей, озабоченных своими важными делами, бродят ребята, оглушенные громыханьем пустых слов (нашлась рядом какая-нибудь Миронова!). Они нас уже почти не слышат. А мы их?
Вокруг множество знакомых с отличным слухом. Тот же Виктор из отдела пропаганды... А «функции» все нипочем. Пока еще не поступило распоряжения на официальной бумаге, что, дескать, пора, обратите внимание.
Возможно, я опять преувеличиваю. Но ведь Миронова — учительница. Тоже учительница! Как трудно думать: тоже.
Никуда не могу деться от неумолимых напоминаний: «Так что же ты не выходишь перед нами, как прежде выходила? Чего ждешь? Учи, что делать, раз ты наставница. Иди первая».
