—Хожу, смотрю, а там, — лесник поцарапал под курткой, — скребет.
В землю под ногами навсегда впились острые бомбовые осколки. Можно встать на то место, где был партизанский пост у входа в лагерь, и по солнцу определить точное расположение бывших огневых точек.
Только солнце вдруг покажется ослепительной вспышкой пламени, ударившей в вершину сосны. Безмолвные взрывы до сих пор яростно сотрясают это простреленное насквозь пространство.
...Пять лесных кварталов, пять квадратных километров, размеченных аккуратными столбиками, очерченных просеками, — участок лесника. Он ведет нас с гордостью хозяина, показывающего дом. Три рыси у него на учете, сорок два лося и сто семьдесят кабанов. Енотики — «маленькие собачки» — водятся в большом множестве. Был даже медведь. Но зашкодил, пришлось порешить. Одного медвежонка в зоопарк отдали, другой убежал. О сказочных борах, черничных полянах, о любой тропинке спросите Розума — он знает свой лес не хуже, чем хозяйка хату, где растут ее дети. Только не спрашивайте лучше, куда он ходит иногда один, кому вьет венки из светлого лесного мха.
В самой затаенной глубине леса, где не слышно живого птичьего разговора, лишь тоскливый крик подорлика гулко падает в тишину, есть небольшое кладбище. Темно и строго стоят четыре ели, желтеет песок, клонят голову лесные колокольчики. На эти могилы не ходят плакать жены, не приезжают дети. Но все так любовно убрано и присмотрено, заботливые руки не дают сровняться с землей безымянным холмикам.
Лишь одно имя сохранилось: Набоков Ахмед Печукович. И биография в двух строчках: с 1916 года, погиб 6.1.1944.
А дальше, под красной звездочкой, — неизвестный лейтенант, родом из-под Смоленска. С краю лежит подрывник. Его хоронили в сентябре. Откручивал парень головку немецкого снаряда, для диверсии «на железке» нужна была взрывчатка. Снаряд грохнул прямо у него в руках.
— Вместе положили и вместе земля взяла — смоленских, белорусов, узбеков, — тихо говорит Петр Адамович.
И вдруг отворачивается, быстро отходит и, срывая ружье, стреляет вверх раз, второй.
—За вас, ребята! За землю нашу... Вечная память!
Тяжело сорвалась и закричала вспугнутая птица. Лес сурово слушает и эхом перекатывает по вершинам голос своего защитника.
На обратном пути Петр Адамович почти не говорил, только затянул вдруг тонким голосом старинную песню о прошедшей молодости.
Но не было в той песне про партизанские землянки, про фронтовые дороги от Кутно до Берлина, про тяжелую контузию за Одером и бои с бандеровцами на Пинщине.
