— Але што мне не нравилось, хлопцу невеликом. Если встретим где пана, батька шапку снимал, а мне уже надо было руку панскую целовать. Хоть и знал я что та рука нас с земли сгоняла.
Солнце подсушило росу, и тропинка от дома повела нас за огород, вниз, через пересохшую речку Маконь заросли хмызняка. И скоро под кедами пошли круглые тесно сдвинутые жерди. Старая гать. Здесь и было т непроходимое болото, что не пускало немцев дальше в лес. Проваливались машины, лошади, люди. И только свои знали узкий проход, зыбкий мост среди трясин, выложенный из тонких стволов.
Нет, война еще не до конца ушла из этого леса, выбрались на большую поляну, всю в каких-то странных буграх и ямах. Высокая трава выгорела и поседел из-под ног фонтанчиком выстреливают трескучие кузнечики.
Наш проводник все вглядывается в эту землю, все потирает висок. А может, просто от яркого света глаз прикрывает?
— Сюда смотрите, здесь два взвода стояло, и здесь два взвода. А яма та — на месте кожевенной мастерской. Другая, видите, девять метров в длину — оружейная была. От старых винтовок отрезали стволы, делали карабины.
Место давнего военного пристанища... Люди бросили его, должно быть, в один день. Ушли не оглядываясь.
Валяется в траве деревянная самодельная ступа, вы долбленная в дубовом полене. В ней давили масло из льняного и конопляного семени.
Ржавеют под небом железные бочки. Из них сооружали печи-«буржуйки» и хлеб пекли.
Из зарослей бурьяна торчат острые углы какой-то искореженной конструкции — Петр Адамович узнает в ней останки немецкого самолета. Над самым лагерем успел бросить две бомбы, больше не дали, сбили «пэтээром».
Еще сохранился полуобвалившийся вход в землянку, где встречали в сорок третьем праздник Октябрьской революции, пели: «Страна моя, Москва моя, ты самая любимая». Здесь жили одним домом, одним делом, и в бой, если надо, ходили все. Но у каждого были еще и свои обязанности — кто оружие мастерил, кто хлеб выпекал.
—А мое уже дело было — заготовлять для отряда продукты. Из магазина нас не снабжали, складов тоже не оставили, бери, где знаешь...
Брать можно было только у врага. Где хитростью, а где и оружием отбивали трофеи — коров, овец. В стороне от землянок за оградой паслось партизанское стадо. Население помогало чем могло — картошкой, мукой. Когда однажды молодой боец после особенно тяжелой блокады увел овечку с многодетного крестьянского двора, его расстреляли перед строем. Такого в отряде никому не прощали.
