— Немедленно вынести на берег! Обещали ловить без сети, так вот, чтоб никакой сети на борту не было!
Через полчаса после того, как рыбаки под руководством ухмыляющегося тралмейстера торжественно вынесли на пирс сеть-ловушку, «Космонавт» вышел из бухты в океан с Ковыневым на борту.
Вадим в своем неизменном синем беретике сидел на свернутой бухте каната и, глядя, как Ирина с отверткой и клещами трудится над длинным металлическим стержнем, щипал гитару:
Девушка живет. И вечеру быть синим,
Вздрагивать огням колючим вдоль реки,
Звездам напролет не намигаться с ними,
Где-то в море светят маяки…
Поднимался добрый ветерок, развевал длинные черные Иринины волосы. И тельняшки, развешанные на корме для просушки, развевались как флаги.
«Романтика», — подумала Ирина, и ей стало хорошо и спокойно. Она вспомнила беспомощное выражение лица Палыча, когда рыбаки выносили сеть на берег, засмеялась. Движением головы откинула разметавшиеся волосы назад, чтоб не мешали работать. Ветер что-то разыгрывался не на шутку…
— Может, чего помочь, дочка? — спросил, садясь рядом с ней на палубу, Алексеич.
— Спасибо. Уже кончаю, — улыбнулась ему Ирина.
«До чего симпатичный бородач этот Алексеич! Может быть, самый необразованный из всех, он единственный, кто с самого начала отнесся с интересом ко всей затее. Может быть, потому, что руки у него похожи на старую, изъеденную морем сеть, все в шрамах и морщинах…»
— А вы откуда на Дальнем Востоке, Алексеич?
— Смоленск слыхала?
— Слыхала.
— Ну оттуда и есть… У нас на Смоленщине грибы сейчас поспевают.
— Да ну тебя, Алексеич! — вмешался Вадим. — Грибам еще рано. Сейчас июль еще — малина идет. У нас под Плёсом — малины! Завались — не хочу!
— Что, любишь малину? — Ирина устало выпрямилась с отверткой в руке. Работа была закончена.
— А как же! Я этой малины четыре года уже не видал. Я б ее две корзинки, наверно, сразу съел!
— По мне, брусника вкуснее, — сказал Алексеич, вставая и облокачиваясь на борт рядом с Ириной. — Брусника моченая хороша!
— Против малины брусника твоя — ерунда на постном масле! — убежденно сказал Вадим.
Сейнер шел, уваливаясь на свежей волне. Ветер крепчал. Уже несло в лицо соленой морской пылью. Становилось знобко.
На миг среди пены и брызг между гребнями волн выперло боком нечто бурое и неуклюжее, вроде крокодила.
Ирина схватила Алексеича за рукав ватника.
— Что это?! Видели?
— Да, коряга… Дерево. Здесь с Америки течение идет, чего-чего не выносит… — равнодушно ответил Алексеич и с укором добавил, глядя на воду: — А ты, Вадим, настоящей брусники не ел, раз бруснику не уважаешь.
