Ковынев вспомнил, что парня зовут Георгий Городецкий. Да, в самом начале этой путины он ввалился в штаб с телеграммой из Ленинграда: «Вылетай. Умирает мать. Соседи». Ковынев тотчас выписал аванс, отпустил.
— Ну что? Похоронил мать? — спросил Ковынев.
— Похоронил, — деловито ответил Георгий, не отрываясь от газеты.
Видно, очень интересные статейки печатают в «Литературной газете»… Ковынев хмыкнул и двинулся дальше, к «Дракону» — распекать кулачка-капитана.
Начальство отошло, Георгий стал свободно читать газету. Это была не статья. Это были стихи. Отрывок из поэмы. То с виртуозными рифмами, то вовсе без них. В общем, сплошной модерн. Автор публично клялся в любви к революции и народу.
Георгий читал, посмеиваясь в бороду. Автора он знал еще по школе. И после, в студенческие годы… Георгий смял газету в ком, кинул, поддал носком сапога. Но бумажный мяч отлетел недалеко, упал шагах в десяти, ветер катнул его под остановившийся конвейер, где корчились выпавшие из ящиков рыбешки.
«Значит, «Дракон» тоже разгрузился уже. Говорят, ребята с него черт те сколько зашибают. А я из-за поездки на похороны сколько могу в эту путину недобрать! Рублей семьсот могу недобрать — три месяца жизни в Клайпеде, Стасис, его прекрасная библиотека, дача на зимнем Рижском взморье, шахматы, побережье без курортников…»
Ему захотелось подняться на сейнер, где теперь отсыпалась по каютам вся команда, и тоже уснуть, чтоб скорей прошел день и настал вечер, когда снова надо будет идти в океан. Вкалывать. Чтоб зарабатывать на свободную зимнюю жизнь, будь она проклята! Может быть, он один во всем Союзе был так свободен. В последнее время по ночам даже страшно становится от этой проклятой, честно, вот этими лапами заработанной свободы…
Но сейчас он вахтенный у трапа. И кроме того, зря, что ли, ночью выбирал из ловушки попавших вместе с сайрой кальмаров и прятал их во льду, чтоб не протухли? Конечно, зря. На черта ему это пароходное знакомство с грустной девочкой? Женщин здесь на острове — я тебе дам, как говорит тралмейстер. Вот и все. Не нужно никаких красивых слов. «Книжку я ей обещал. А что она поймет в сочинении Генри Девида Торо «Жизнь в лесу»? Дурочка какая-то, думала, что я лесник… Впрочем, чистая девочка. Маечка. Глаза черные… Ей еще жизнь покажет — я тебе дам!»
Георгий зевнул, отогнул толстый рукав бушлата, глянул на часы. До конца вахты оставалось полтора часа. На заводе минут через полста смена кончится.
