– Доигрался, Стрый! Не мог уступить? – проговорил паренек, не поднимаясь с травы.
– А когдай-то я тебе уступал? Во что надумал, – прозвучал в ответ молодой задорный голос невидимого собеседника.
– Давно в наших краях? В своей обители заскучал? – продолжил пастух, одновременно заставив ольху вытянуть сучья вверх и совершить поклон.
– Нравится мне у тебя: подданные не беспокоят, брат своим занудством не тревожит. – После этих слов трава начала кругами пригибаться вокруг пастуха. [Парень] встал и оперся на терновый посох.
– Как твои грифоны? – поинтересовался у Стрыя.
– Шевелят крыльями. Летают.
– Никогда не мог этого понять. Они же такие большие и тяжелые, а не падают.
– Бывает.
Воздух зарябил, в нем проявились контуры фигуры молодца, потом черты лица с намечающейся бородкой, и снова все развеялось дымкой.
– Так как же они летают? – Пастух направился в обход луга, пришло время проверить отару.
– Обыкновенно. И ты можешь, – тут же услышал в ответ.
– Я?! Нет, я не могу, люди не летают. Зачем ты обманываешь? Люди – не птицы.
Здесь, в междуречье Лучесы и Репейни луга были заливные, слишком тучные для отары. Но сегодня в доме старосты игралась свадьба, поэтому слишком далеко пастух не удалялся, мало ли что потребуется – мясо барашка или еще что-нибудь. Он думал и об этом, и одновременно о странных крылатых существах – грифонах. Стрый как-то показал одного, и теперь при встрече пастух каждый раз о них что-нибудь да выспрашивал.
– А ты попробуй, многое о себе узнаешь. У всех есть крылья, просто не всем они нужны, – звонко засмеялся собеседник и закружился вихрем.
Отара зашевелилась и пришла в движение. Пастух был вынужден прервать разговор: требовалось остановить надвигающийся хаос, иначе собирать овец придется дотемна. Когда он справился с проблемой и овцы опять скучковались, Стрыя рядом уже не было. Паренек схватил Чару за уши и принялся трепать ее из стороны в сторону, приговаривая:
– Какой же он непоседа, никогда не задержится, скажет слово и улетит.
Овце не понравилось такое обращение. Она попятилась, затем неожиданно села на задние ноги и завращала глазами. Пастух испугался за нее и, оббежав, принялся помогать ей подняться:
– Прости, родная, увлекся, прости.
Но Чара, видимо, решила умереть или просто очень обиделась, поэтому, невзирая на толчки [паренька], закатила глаза, потом закрыла их и упала на бок.
– Чара, это нечестно! Так ведут себя лишь избалованные барышни! Ты же не такая!
